Эти сюжеты я уже видела в апреле – на обратной стороне привезенных Гараем холстов, вернее, я видела законченную работу, а это было начало, неуверенное, но ошеломляющее. Некоторое время я сидела на полу, пытаясь собраться с мыслями. Потом вернулась к себе, открыла компьютер и набрала в поисковой строке: Энцо Гомеш Гарай, выставка живописи, зима 2019.

Одинокая заметка в «Público» с фотографией: полуголая девчонка в тюлевой пачке. Критик пенял на потерянное время и указывал хозяйке галереи, что репутацию нужно беречь, а устриц он может и дома поесть. Карикатура в «Diário», где хозяйка галереи изображена птицеголовой мамашей, катящей в огромной коляске одутловатого младенца в рыжей щетине. Больше ничего.

Я запустила поиск по блогам и нашла еще один снимок, сделанный, наверно, телефоном, с виду – обычный белый квадрат. Пост написан в феврале, блогер незнакомый, какой-то homem comum. Фото опубликовано с комментарием: зашел на выставку дебютанта, все будто стиральным порошком засыпано, так много пустоты, что не протолкнуться.

Увеличив снимок в десять раз, я разглядела изображение: белые пни, голубоватые тени, эйдосы деревьев. Я сказала merda! так громко, что кастрюли в кухне перестали греметь.

Радин. Суббота

Можжевельник в ночной росе качался у него перед глазами, виски ломило, будто от простуды. Промаявшись около часа, он встал с дивана, вытащил из кармана снадобье, полученное от Доменики, бросил несколько хлопьев в стакан со вчерашним чаем и выпил одним глотком. Потом он натянул плед на голову, прочел мантру, потом еще раз, но снова оказался в темной комнате с плетеным креслом-качалкой.

Он сидел на полу и вглядывался в лицо женщины, говорившей так тихо и размеренно, как будто она давала поручение служанке. Между ним и женщиной стоял круглый фонарик, синий луч упирался в потолок.

Так вы еще и не сыщик, процедила Доменика, ну, спасибо, что сказали. Но вы ведь мужчина, разве нет? Тогда принимайтесь за дело. Радин помотал головой: не могу.

Я тоже не могу, сказала она, поднимаясь с пола и расстегивая блузку, но у нас нет выхода. Здесь полно наших отпечатков, мы вломились в чужой дом в отсутствие хозяина. Вы провели три часа рядом с трупом, что вы делали? Почему не позвонили сразу? Уничтожали улики? Вас арестуют и депортируют. А меня – распнут, даже если оставят на свободе.

Доменика сложила свою одежду и повесила на спинку стула, в лунном свете ее грудь казалась голубой. Радин послушно снял свитер, подумав, что Понти и служанка тоже, наверное, раздевались, когда заворачивали австрийца в мешок для удобрений.