Осталось понять, зачем ты убил Кристиана в ночь на тридцатое декабря. В коробке с мотивами есть только деньги, секс и месть, ни одна из этих вещей не подходит. Однако ты все же убил его. Потом ты уехал из города и жил неизвестно где – руку даю, что на юге и не один! – а потом пришел к Гараю и отравился питьем из хозяйской бутылки.

Тот, кто подарил этот порто, наверное, читал про клинок по прозвищу 10 000 холодных ночей, который подвесили в ручье так, чтобы лезвие было обращено к течению. Клинок рассекал все, что встречалось на его пути: рыбу, листья, плывущие по воде, и, говорят, даже ветер. Эта бутыль тоже могла рассечь кого угодно, любого случайного гостя, – и даже меня саму!

Завтра все пятнадцать картин будут проданы, некому за тебя заступиться, муж мой. В этой версии ты навсегда останешься Понти, который исписался, не смог продвинуться дальше, струсил и покончил с собой. Как в том японском рассказе, где разбойник считал, что он зарезал самурая, жена самурая считала, что зарезала она, а дух самурая, явившись на суд, сказал, что он сам вонзил кинжал себе в грудь. Потому что не вынес позора.

Радин. Суббота

– Это со мной, – сказал австриец охраннику, и тот посторонился, пропуская их в жарко натопленную галерею, где пахло пролитым вином, табаком и почему-то водорослями. Первая работа Понти стояла на мольберте, недалеко от медного треножника, где под куполом гудело синее газовое пламя. Остальные картины сидели на стенах, будто огромные ящерицы, сверкая зеленой чешуей. Радин поискал глазами Доменику и направился к столу, его мучила жажда.

У стола с ледяным лебедем толпились гости, Радин подумал, что аукцион уже закончился, но вспомнил португальскую привычку кормить до отвала перед тем, как обсуждать дела, и успокоился. Кристиан мелькнул в толпе – в халате и шлепанцах на босу ногу – и Радин пошел за ним, смущенно пробираясь меж нарядных гостей.

– Креветок не положили, жадные засранцы, – услышал он, проходя мимо стола с закусками, обернулся и увидел Мендеша, склонившегося над лебедем, который начал уже подтаивать по краям. Морская еда лежала на самом дне, и клошар вооружился двузубой вилкой, его шелковый пластрон покрылся ржавыми пятнами. Люди обступили стол с выпивкой, откуда-то доносилась музыка, напомнившая ему первый акт «Эхнатона».

– Он сказал репортеру, что покажет городу новый проточный свет, белую стужу созерцания, – насмешливо сказал женский голос у него за спиной. – И где же это?

Радин резко повернулся, но увидел только человека в смокинге, стоявшего в углу со стаканом, полным ледяных кубиков. Человек напомнил ему лейтенанта, Радин взял со стола с напитками рюмку и подошел поближе. В рюмке оказалась граппа, вкуса у нее не было, зато рот обожгло холодом.