Моя жизнь в «Бриатико» закончилась, я провел здесь самый странный год своей жизни: театральный, жалкий, обворожительный, выспренний и чем-то похожий на спектакль для меня одного. В нем не было ничего от комедии, я бы ее учуял, от комедии всегда пахнет прогорклым маслом, а вот ненависть не имеет запаха и, даже высохнув в пыль, еще годится в употребление. Здесь была ненависть. Или алчность. Алчность вообще никогда не высыхает.

Что ж, «Паола» переписана на флешку, уложена в карман рюкзака и покинет богадельню вместе со мной. Мы возвращаемся домой, Зампа. Осталось убедить себя в том, что дом именно там, куда мы возвращаемся.

Маркус. Четверг

Маркус. Четверг

Его мучил голод, но после шествия все лавки и траттории захлопнулись до сумерек, так что надеяться было не на что. Все утро он потратил на поиски сицилийской ошибки в сети и выпил столько кофе, что сердце, казалось, стучит у самого горла. Для этого пришлось прогуляться пешком в Аннунциату, где в одном из портовых кафе можно было поймать сеть, если, конечно, ничего не сломалось и хозяин в хорошем расположении духа.

Уложив компьютер в рюкзак, Маркус пошел было вдоль моря, чтобы срезать путь, но запутался в мелких тропинках, заросших молочаем, и, досадуя на себя, вернулся на шоссе. В деревне было пусто, народ отправился в церковь, чтобы послушать мессу, но кафе, украшенное самшитовыми листьями, оказалось открытым, и в нем приятно пахло ванилью и свежей выпечкой.

— Все пошли в Траяно, а ты явился сюда? — удивился хозяин, подавая ему кофе в крошечной чашке. — Первая процессия скоро пойдет от Святой Екатерины в сторону холма. Это стоит посмотреть! Моя жена убежала с самого утра, детей прихватила и все пироги забрала с собой, чтобы угощать народ.

— Мне нужно поработать, — сказал Маркус, изучая листочек с паролем. — И потом, я уже бывал в этих краях на Святой неделе.

— Да брось, я видел это сорок с лишним раз, такого зрелища пропускать нельзя. Они понесут деревянный стул, украшенный оливковыми ветвями, он изображает Гефсиманский сад. Вижу, что ты хочешь курить, так кури! Мы же в Италии, отсюда до тех, кто пишет законы, далеко.

Дождавшись, пока хозяин закончит свои речи, Маркус углубился в поиски и вскоре с удивлением заметил, что на краю стола громоздятся четыре пустые чашки, а жестянка с табаком показала дно. Ему казалось, что прошло не больше часа, но в окне уже плавилось полуденное солнце, а со стороны гавани доносились грохот железных поддонов и крики вернувшихся с лова рыбаков. Они тоже пропустили шествие.