— Вот как? Я думала, он вдовец.

Мы уже вышли на пляж и продвигались к тому месту, где вход в воду не испорчен красной водорослью.

— Холостяк, говорю же вам. — Инженер покачал головой и сладко сморщил рот. — Самое смешное, что эта любовная история случилась именно здесь, в «Бриатико». В те времена здешняя хозяйка владела большими землями в округе, а девушка была бедной служанкой. Разумеется, у них ничего не вышло!

— Разумеется, нет. — Я расстелила полотенце на песке и положила на него свернутый халат. — Располагайтесь, я пойду покурю. Вон туда, к маяку.

На самом деле курить можно и на пляже, просто я не могу смотреть на раздетого инженера. Меня тошнит от стариков, старых стен, старой мебели и застарелой ярости, которой я переполнена, а выплеснуть никак не могу.

На кого я могла бы смотреть не отрываясь, так это на Садовника. Не было такого дня, чтобы, встретив этого человека, я не испытала тихого пузырящегося восторга, он плескался у меня в горле, будто ледяной лимонад. Я всегда любовалась Садовником. Даже теперь, когда подозреваю его в убийстве.

Я потратила столько недель на поиски улик и размышления, а нужно было сделать простую вещь: последить за тем, кто больше всего подходит на роль убийцы. Если бы я не отпихивалась от этой мысли руками и ногами, то мое расследование свернуло бы на другую дорогу еще в апреле, когда я вспомнила, где видела Садовника раньше.

На поляне возле сгоревшей часовни — вот где. В июне девяносто девятого года, во вторник. Я точно помню дату, потому что в понедельник был день провозглашения Республики и мы с мамой смотрели на кухне репортаж из Рима. Военный парад медленно двигался по проспекту Императорских форумов — под хриплые крики и барабанную дробь, — а над толпой висело облако красно-бело-зеленого конфетти.

В тот день, когда я увидела Садовника в первый раз, мы с братом стояли на поляне в парке «Бриатико» и смотрели, как пожарные заливают угли из желтого шланга. Солнце стояло еще высоко, и вода над шлангом качалась радужным веером. Мы решили, что дома ничего не скажем, а потом пошли к нашему выходу — скрытой кустом страстоцвета дыре в северной стене усадьбы. Не успев еще свернуть на аллею, мы столкнулись с растрепанным парнем, который быстро шел к часовне, прижимая к груди бумажный пакет из лавки, из пакета торчали чиабатта и горлышко бутылки. Увидев нас, парень остановился и спросил, что случилось там, на поляне.

Мы молча уставились на него. Пепелище виднелось в просвете между деревьями, а пожарную машину, разворотившую половину аллеи, нельзя было не заметить, но он все-таки спросил: