Маркус понял, что засыпает, и укрылся покрывалом. Он закрыл глаза и представил Петру, сидящую перед компьютером, уткнувшись в первые страницы блога, которые автор забыл или не захотел закрыть, уходя из библиотеки. Останься Садовник в отеле, суровая медсестра пришла бы к нему, и все бы разъяснилось, так или иначе. Но идти ей было некуда: пустая комната Садовника стояла нараспашку, сам он сидел в придорожном кафе, а лохматая голова Зампы с невесть где нахватанными репьями лежала у него на коленях.
* * *
Всю ночь с пятницы на субботу Маркус провел с анонимным убийцей: читал, издавал удивленные восклицания, вставал с кровати, смотрел в окно и снова возвращался к разговору. Наконец грушевые листочки иссякли и вторая хозяйская бутылка тоже. Он закончил читать в пять утра и долго лежал в кровати, не в силах заснуть. Дождь все еще не унимался: стучал в жестяном водостоке, звонко брызгал с парадного козырька, а дальше, на паркинге, шуршал и плескался в совершенной темноте.
Черт бы тебя подрал, ливийский флейтист, да кто ты такой?
Маркус лежал с закрытыми глазами и перебирал в памяти служащих «Бриатико», расставляя их в линию по росту, будто на уроке гимнастики. Самые высокие и сильные стояли первыми: доктора, фельдшеры, портье, кухонные мальчики. Последним стоял тренер, который мог бы оказаться в начале строя, если бы не упоминался в блоге с таким презрением.
Итак, наверняка мы знаем только одно: несмотря на все совпадения, дневник убийцы не является дневником Садовника. Значит, он принадлежит:
а) тому, кто недурно пишет, хорошо образован, к тому же знаком с нотной грамотой;
б) тому, кто имел постоянный доступ к компьютеру в библиотеке «Бриатико»;
в) тому, кто является наследником Ли Сопры и родился… когда же родился наследник?
Маркус вскочил с кровати, включил свет, открыл путеводитель, купленный на виа Ненци, и сразу нашел в указателе главу: домашние алтари и часовни. Пролистав до нужной страницы, он увидел фотографию, сделанную, судя по всему, с вершины соседнего холма: затерянная в зелени крыша капеллы казалась замшевой, будто шляпка перезрелого подосиновика.
Так…