– Доктор Зиглер, если бы ребенок Кэти в ту ночь не умер от нарушения дыхания, что с ним произошло бы?

– Ну, если предположить, что после рождения дома новорожденного не отправили бы в больницу для диагностики и лечения, инфекция прогрессировала бы. Через два-три дня он мог бы умереть от пневмонии… или в другом случае через пару недель от менингита. Менингит в этом случае – смертельное заболевание, и лечение не помогло бы.

– Значит, если бы ребенка не поместили в неонатальный центр, он вскоре умер бы.

– Это так.

– Благодарю вас, доктор.

Я села, а Джордж вновь поднялся:

– Встречный вопрос, Ваша честь. Доктор Зиглер, вы сказали, что смертность от листериоза высока даже при наличии лечения?

– Да, примерно пятьдесят из ста детей умерли бы от осложнений.

– Вы только что предположили, что ребенок Фишер умер бы через несколько недель, если не в то первое утро своей жизни?

– Да.

Джордж поднял брови:

– Откуда вам известно, доктор Зиглер, что он не был бы одним из других пятидесяти?

По непонятным для меня причинам с каждым словом из показаний Оуэна Кэти все глубже замыкалась в себе. По всем соображениям она должна была радоваться, как и я. Даже небольшая колкость Джорджа в конце его перекрестного допроса не могла увести от того факта, что в организме ребенка была обнаружена эта фатальная бактерия. Теперь у присяжных должны были возникнуть обоснованные сомнения, так необходимые нам для оправдания.

– Кэти, – наклонившись к ней, сказала я, – ты хорошо себя чувствуешь?

– Пожалуйста, Элли. Можем мы сейчас поехать домой?

У нее был несчастный вид.

– Ты заболела?

– Ну, пожалуйста.

Я глянула на свои часы. Было полчетвертого – рановато для дойки, но судья Ледбеттер никогда об этом не узнает.