– Значит, если вы простили Кэти, она, вероятно, сделала что-то дурное, вопреки тому, что пять минут назад вы сказали, что не делала.

Сэмюэл на несколько мгновений умолк. Я затаила дыхание, ожидая, что Джордж нанесет смертельный удар. Потом амиш поднял глаза:

– Я не такой уж умный, мистер Каллахэн. Не учился в колледже, как вы. Я даже не очень понимаю, о чем вы пытаетесь меня спросить. Да, я простил Кэти, но не за убийство ребенка. Единственное, за что мне пришлось простить Кэти, так это за то, что она разбила мне сердце. – Он помолчал. – И я думаю, даже вы, англичане, не можете упрятать ее за это в тюрьму.

Очевидно, у Оуэна Зиглера была аллергия на зал суда. В шестой раз за несколько минут он чихал, прикрывая нос цветастым носовым платком.

– Извините. Dermatophagoides pteronyssinus.

– Прошу прощения? – переспросила судья Ледбеттер.

– Пылевые клещи. Мерзкие существа. Обитают в подушках, матрасах – и, клянусь, здесь под коврами. – Он шмыгнул носом. – Они питаются отделившимися чешуйками человеческой кожи, и продукты их жизнедеятельности вызывают аллергию. Знаете, если бы вы здесь лучше контролировали влажность, влияние раздражителей снизилось бы.

– Полагаю, вы говорите о клещах, а не о юристах, – сухо заметила судья.

Оуэн с сомнением посмотрел на вентиляционные решетки над головой.

– Вероятно, также имеет смысл проверить, нет ли там спор плесени.

– Ваша честь, у меня есть аллергия, – вмешался Джордж. – Однако в этом зале я чувствую себя совершенно комфортно.

Оуэн огорчился:

– Ничего не могу поделать со своим высоким порогом чувствительности.

– Доктор Зиглер, вы в состоянии дать свидетельские показания? Или подыскать другой зал?

– Или, может быть, пластмассовый колпак, – пробормотал Джордж.

Оуэн вновь чихнул:

– Я справлюсь.

Судья потерла виски:

– Можете продолжать, мисс Хэтэуэй.