Туровский смеялся, а в глазах его была такая непроходимая тоска, что я, натурально, проникся к нему искренней жалостью.
— Ты понимаешь? — говорил он мне. — Ты понимаешь, что теперь не Илья в полной заднице, а я?! Пусть даже Яйцин и прав, пусть Илья виновен и действительно убил Этого беднягу, но что теперь мне будет, а? Сначала — Левит, но это ладно, он как бы своей смертью умер, как-нибудь бы выкрутились. Открытки эти, ну Бог с ними, посчитали бы за дурацкий розыгрыш, тоже обошлось бы как-нибудь. Но Рохлин, Гриша! Рохлин… Теперь осталось только меня закрыть в кутузку за преступную халатность…
Я с сочувствием смотрел на него.
— Но послушай, — сказал я. — Ты ведь уже как бы не хозяин, а? И ты не можешь отвечать за круиз. Это же самые настоящие форс-мажорные обстоятельства.
— Смеешься? — глянул он на меня. — Контракт действует, и никто круиз не отменял. Этот Петух даже связываться не будет с тем, что происходит. Он спокойно дождется конца рейса и так же спокойно подождет, пока фирму «Сафари» в моем лице не сожрут с дерьмом. А потом так же спокойненько приберет лодку к рукам. И забудет об этом круизе, как о страшном сне.
Я насторожился.
— Значит, ему на руку все, что произошло? — участливо спросил я его.
— Да в общем-то — да, — пожал плечами Туровский. — Но ты не слишком копытом-то бей. Лодка уже и так — его, так что рисковать из-за какого-то круиза он, я думаю, вряд ли станет. Хотя…
— Вот именно — хотя, — проговорил я. — Кто их знает, этих новых русских? Анекдот хочешь?
— Ну…
— Покупает новый русский шикарный автомобиль, самой последней модели, самый дорогой. Просто безумно дорогой, у нас с тобой никогда таких денег не будет.