У Анники Джаннини вдруг пересохло во рту, и она почувствовала, что у нее дрожат руки. Она сделала глубокий вдох и выпила глоток минеральной воды. Потом крепко схватилась за спинку кресла руками, чтобы они не выдавали ее волнения.

– После выступления прокурора можно прийти к выводу о том, что у него есть масса предположений, но почти нет никаких доказательств. Он считает, что Лисбет Саландер стреляла в Карла Магнуса Лундина в Сталлархольме. Он утверждает, что она отправилась в Госсебергу с целью убить своего отца. Он полагает, что моя подзащитная страдает параноидальной шизофренией и является психически ущербной. И все эти выводы и гипотезы у него базируются на сведениях, полученных из одного-единственного источника, а именно от доктора Петера Телеборьяна.

Анника сделала паузу, перевела дух и сбавила темп речи.

– Доказательная база такова, что иск прокурора основан исключительно на высказываниях Петера Телеборьяна. Если он прав, то ничего не поделаешь – тогда моей подзащитной потребуется квалифицированное психиатрическое лечение, которого они с прокурором для нее добиваются.

Пауза.

– Но если доктор Телеборьян ошибается, то все сразу меняется. А если он к тому же сознательно лжет, то речь идет о том, что моя подзащитная тем самым подвергается правонарушениям – противозаконным действиям, которые продолжаются уже многие годы.

Она обратилась к Экстрёму.

– На протяжении этого заседания после обеденного перерыва мы докажем, что ваш свидетель ошибается и что вы, как прокурор, поддались диктату обмана и пришли к ложным выводам.

Петер Телеборьян изобразил улыбку, развел руками и приветливо кивнул Аннике Джаннини. Та снова обратилась к судье Иверсену.

– Господин судья! Я намерена продемонстрировать, что так называемая судебно-психиатрическая экспертиза Петера Телеборьяна от начала до конца является блефом. Я докажу, что он намеренно лжет относительно Лисбет Саландер. Я продемонстрирую, что моя подзащитная подвергалась грубым правонарушениям, и докажу, что она столь же умна и разумна, как и каждый из нас, сидящий в этом зале.

– Простите, но… – начал Экстрём.

– Минутку. – Анника подняла палец. – Я не мешала вам выступать на протяжении двух дней. Теперь моя очередь.

Она вновь повернулась к судье Иверсену.

– Если б у меня не было неопровержимых доказательств, я бы не стала выдвигать перед судом столь серьезные обвинения.

– Пожалуйста, продолжайте, – сказал Иверсен. – Но я не желаю слушать голословных рассуждений о заговорах. Не забывайте, что за высказывания в суде вас могут обвинить в посягательстве на честь и достоинство личности.