Мы сидим в холле отеля; во мне клокочет странная нервная энергия. В дальнем углу длинного прямоугольного помещения гудит телевизор. Пожилая пара смотрит новости; задрав головы, супруги напряженно внимают голосам дикторов, витиевато вещающим о биржевых котировках, стоимости акций, вспышке самого опасного из всех известных штаммов гриппа и перестрелке где-то на востоке. Число ее жертв неизвестно. Таков «скелет» общества, которое мы когда-то покинули. Я забыла обо всех этих вещах, а сейчас они вернулись, и мне почему-то от них дискомфортно. Мне хочется отмахнуться от них, как от злобных комаров, норовящих вонзить жала в мою кожу и напиться моей кровушки. То, что раньше меня волновало, теперь кажется мелочным и суетным…

– Они приехали, – кивает Тео на стеклянные двери, выходящие на парковку.

Встав со стула, он проводит руками по брючинам, как будто хочет стряхнуть с себя нервозность.

Держась за руки, мои родители шагают по асфальту. Их образы мне кажутся знакомыми и в то же время неблизкими… Знать бы, что я почувствую, когда они приблизятся ко мне с распростертыми объятиями – эти два человека, что семь лет искали свою дочь. Меня. Мне должно быть очень скверно на душе из-за этого. Ведь я виновата перед ними и за те переживания, что изрезали их лица морщинами, и за те ночи, что они провели без сна после моего исчезновения. Но странно! Я не ощущаю ничего. Только стук сердца в груди.

Родители заходят в отель, обводят глазами холл. И как только замечают меня, заходятся плачем. Еще миг – и я в их объятиях. Мама тихо произносит мое имя – неверное имя.

– Мэгги, – бормочет она, – Мэгги, ты в порядке?

А я так и не понимаю, что чувствую. И не знаю, что сказать. Стежки наложенных швов больно стягивают кожу – уж слишком крепки их объятия. Голова гудит, как наковальня, по которой бьют молотом. Я вроде бы должна узнать – и признать – этих людей. Но разум отказывается включить их в общую картину моей жизни, связать с ними какой-то ее период. Образы и сцены из прошлого сумбурны, разрозненны и хаотичны.

Я отстраняюсь от родителей, и они переводят взгляд на Тео – Тревиса.

– Спасибо вам, – говорит ему мама; ее слова с трудом пробиваются сквозь рыданья, но руки уже обнимают его, а губы со всхлипами утыкаются в плечо Тео. Через столько лет он все-таки вернул меня родителям – он выполнил работу, сделать которую они его наняли.

Напряжение в моей груди подступает комом к горлу. Холл кружится перед глазами. Пытаясь сдержать тошноту, я поспешно опускаюсь в кресло. Родители усаживаются на маленьком диванчике напротив; они смотрят на меня так, словно стараются совместить свои воспоминания обо мне – семилетней давности – с образом женщины, которая сидит перед ними сейчас.