Кэролайн велела ему прекратить видеться с Изабель, пока идут судебные слушания. Ничто не делает мужчину более несимпатичным, чем совокупление с шикарной женщиной на пятнадцать лет моложе его бывшей одновременно с попытками обчистить ее банковский счет. Кэролайн не знала, давно ли они с Изабель начали спать вместе. Оно и к лучшему. Если бы знала, могла и не поддержать.
Когда развод был оформлен окончательно, Николас Драммонд вздохнул с облегчением. Не потому, что наконец-то стал свободным человеком. Ну, не только поэтому. Но он устал видеть, как Констанс что ни день забрасывают грязью. Да, он хотел избавиться от нее. Но их супружество было
Когда она по стопам Дж. Д. Сэлинджера подалась в затворники, Николас счел, что это к лучшему. Может, для нее и нет, но для него да. Пусть живет, как хочет, а он может начать жизнь с Изабель заново. Если бы он только знал о ее проблемах с фертильностью! В двадцать лет у нее были яичники женщины за сорок. «Изюм, — называла она их. — Они усохли, как изюм».
Нельзя сказать, чтобы это заставило его раздумать жениться на ней. Наверное, не заставило бы.
А потом жизнь потекла своим чередом. Но каким-то уголком сознания Николас был уверен, что расплата неизбежна. Кто-нибудь узнает. Может, Констанс. Она звонила ему прямо перед смертью.
Он игнорировал ее звонки, но всегда подозревал, что Кристофер прослушивал его автоответчик, прежде чем Николас успевал удалить сообщения.
Часть вины за смерть Констанс лежит на нем. Нет, он не сбрасывал ее с моста и даже не виделся с Констанс месяцами. Но он помог погубить ее карьеру и сокрушить ее дух. А если бы они не обратились в прах, была бы жива и она. Он знал это наверняка.
Так что, когда детективы Серрано и Талли направились к входной двери, хрустя подошвами по заснеженному гравию, он даже не пытался бежать, драться или сопротивляться. Расскажет им все.
Кроме того, кто убил его бывшую жену. Эта подробность осталась ему неведома.
— Николас! — верещала Изабель. — Любимый! Что происходит?!
В ее широко распахнутых глазах металась паника. Он же хранил спокойствие, чем, вероятно, расстроил ее еще больше. Она могла вплыть в комнату лебедем и в мгновение ока обратиться в волчицу. В спальне это заводит дальше некуда. Вот она ласкает его спину ноготками, как перышками, а мгновение спустя дерет, как когтями.
— Я в тюрьму, — доложил он буднично, словно собрался в магазин за молоком.
— Черта лысого! — уперлась Изабель.
Взяв ее за руку, Николас погладил ее большой палец:
— Ты же знала, что этот день рано или поздно настанет.