— Что же ты предлагаешь, вернуться в язычество?

— Нет, я предлагаю посмотреть на себя трезво. Сила России не в том, что мы правнуки византийских императоров: даже у поздних Рюриковичей примесь ромейской крови и византийской идеологии была ничтожной. Сила России в том, что она стала большим котлом, в котором сплавилось множество разнородных и противоречивых явлений. И нам не нужно искать рафинированные формы русскости, потому что их нет: мы не «новые греки», мы не Третий Рим, мы явление наднациональное. Мы сильны не в разрушении, а в примирении. Нам нужно принять себя во всей противоречивости и попытаться в её клубке обнаружить тот стержень, который позволял нам держаться вместе.

— Лис, но вся эта противоречивость сплавлялась в котле великих войн. Россия воевала всегда.

— Мир всегда воевал, Россия просто повторяла за ним. Но это было возможно, пока на Земле оставались геополитические пустоты, а сейчас их нет. Войны были возможны, пока люди жили с убеждением, что одни народы ценнее других. Теперь мы стали одним человечеством, мы доказали, что разница между расами составляет ничтожную часть генетического кода, и вся наша борьба — это внутренняя борьба, это саморазрушение. Всё, что мы можем достичь в результате непрерывной эскалации — это погрузить мир в новые Средние века, чтобы пройти тот же самый путь обратно, через просвещение, через век прогресса. Зачем повторять историю, если её можно изучить? В войнах прошлого одна из сторон могла победить. В войнах настоящего победителей нет. Мы не получим право переписать историю. Не в этот раз.

Мне было сложно концентрироваться на его мысли, хотя в чём-то я был с ним согласен. Он был прав в своих самых пессимистичных оценках, но он не понимал, что ни в чьих интересах доводить эту междоусобицу до мировой войны, поэтому такой сценарий не лежит на столе генштабов. В Лисе говорил юношеский максимализм, и мне не хотелось спорить с таким неуступчивым соперником. Я сказал:

— Интересный экскурс в историю, Лис. Я сам когда-то учился на юридическом и в общих чертах понимаю, о чём ты. Но теперь я практик. Мне не нужна красивая теория, чтобы действовать. Пора возвращаться домой. Когда можем выйти?

Лис смотрел разочарованно.

— Куда вы так рвётесь? — спросил он почти с презрением. — Обратно на «Чезар», доказывать Рыкованову свою преданность?

За такие словам я бы должен был врезать ему по зубам, но пальцы не сжимались в кулак, как если бы я сдавливал резиновую грушу. Рука казалась онемевшей и крючковатой, словно мёртвая ветка.

— Не хочешь идти, я не уговариваю, — ответил я. — Принеси мои вещи. Я выхожу прямо сейчас.