– Странно, мистер Хаммер, что за столько лет нам так и не довелось познакомиться. – Голос у него был густой, как звук льющегося в стакан «Гиннесса». – Видно, это из-за разных политических взглядов.
– Я не интересуюсь политикой, сенатор.
Брови Граучо Маркса[60] скакнули к растрепанной челке.
– Вы ведь знаменитость, мистер Хаммер. Тот скандальный случай в России, когда вы в качестве телохранителя сопровождали моего коллегу из консервативного лагеря, сенатора Джаспера…
– Сэр, я просто делал свою работу.
– То есть не будете возражать, если работу вам предложит политический деятель… с либеральными убеждениями?
– При условии, что вы не будете пытаться обратить меня в свою веру.
– Что ж, это разумно, – хохотнул он и сплел пальцы, откинувшись в кресле. – Все же смею надеяться, что вы, являясь так же, как и я, гражданином великого государства, заметили мою борьбу за интересы нашего избирательного округа и стремление покончить с однопартийной политикой в его границах. Ставя превыше всего благо народа, я то и дело вынужден конфликтовать с собственной партией.
– Ну к чему эта реклама, сенатор? Без обид, но я уже забыл, когда в последний раз ходил на выборы.
Край мясистой щеки дрогнул в улыбке.
– Полно, не надо ершиться, я вам не враг. Всего лишь рассчитываю на толику уважения к моим заслугам.
– Вы честны, и вы боец. Для меня это очень важные качества.
Бледные щеки залились краской. Я что, ненароком задел за живое?
– Спасибо, я оценил, – тихо произнес он.
Сквозь занавески из ткани органди сочился свет, в нем витали золотистые пылинки – да, пыль есть даже в «Сент-Морице». Внизу взревывали клаксоны, но высота скрадывала звуки. Город живет своей жизнью, и какое ему дело до ранимого политического деятеля и забытого героя таблоидов?
– Вчера умер Николас Джиральди, – сказал сенатор.
Что за черт?
Дон Николас Джиральди в Нью-Йорке возглавлял так называемую шестую семью мафии. Вчера на склоне дня он уснул и не проснулся в частной палате больницы «Сент-Люк». Об этом сообщили вечерние газеты и все прочие СМИ. Ушел из жизни Старый Ник, самый добрый представитель весьма и весьма недоброго рода.
– Я в курсе, – кивнул я.
С улыбкой священника, увещевающего строптивого прихожанина, Бойлан продолжал: