— Вы ищете Дэвида? — поинтересовалась Хаяси. Ивата отрицательно покачал головой. — Я поняла. — Она слегка покраснела. Потом бросила взгляд на свои бумаги и просто сказала:

— Давайте пройдемся?

— Было бы здорово.

* * *

Ивата и Хаяси шли по Аллее философов, передавая друг другу пакет с семечками. Туристы фотографировали живописный ручей, струившийся вдоль дороги под нависавшими над ним деревьями. Когда Хаяси говорила, то сопровождала свою речь бурной жестикуляцией.

— Акаси был на специальном задании. Он глубоко внедрился в структуру «Детей Черного Солнца». И он многое сделал для того, чтобы стать самым доверенным из солдат Такаси Андзаи. Однако он погрузился во все это слишком глубоко и сам обратился в новую веру. Он начал верить в мифы о конце света. В то время у секты начались немалые проблемы — ее уже лишили официального статуса религиозной организации, и ей вот-вот грозило банкротство. Акаси получил от Андзаи особое задание: выследить Кейко и всех, кто мог выступить на стороне обвинения.

— А что было потом?

— Он так и не отказался от выполнения своего «задания». Он убежден, что Андзаи снова возродит культ, и искренне верит в то, что бог Тескатлипока разрушит мир, если не выплатить ему долг кровью.

Ивата остановился у торгового автомата и купил две баночки холодного кофе.

— Как он вообще может жить такой жизнью? Одновременно в сегодняшнем дне и в каких-то древних мифах?

Уголки рта Хаяси дрогнули, и она пожала плечами.

— Люди издавна использовали мифы, чтобы объяснять необъяснимое.

— Сможем ли мы когда-нибудь выяснить, что вызвало у него разрыв с реальностью?

— Сложно сказать. Однако он довольно долго принимал ЛСД. Это не тот наркотик, к которому быстро вырабатывается привыкание, однако Акаси определенно страдает расстройством восприятия, вызванным постоянным приемом галлюциногенов. Фактически его галлюцинации продолжаются непрерывно. Информация переполняет кору головного мозга, прошлое и настоящее сливаются воедино, а окружающие предметы начинают мерцать, то появляясь, то пропадая. Возможно, Акаси интерпретирует реальность как неподвижный посторонний мир, который мы с вами воспринимаем как данность. Это, должно быть, очень страшно.

«Реальность — для выживания, фантазия — для жизни», — сказал про себя Ивата.

Где-то вдалеке лаяла собака. Он вспомнил лицо Акаси, нависавшего над ним, и вновь почувствовал, как лезвие разрывает его плоть. Это воспоминание не вызвало у Иваты никаких неприятных ощущений. Но почему-то ему захотелось коснуться шрамов, скрытых одеждой.

Они обогнули группу пожилых туристов, суетившихся вокруг особенно живописной рощицы сакур. Хаяси смяла пустую банку и сунула ее в карман.