Светлый фон

Бернард встретил его в Риме и привел в подземную глубину под базиликой Святого Петра, где осмеливались появляться только старейшие члены их Ордена. Там Рун и исполнял наложенную на него епитимию. Он голодал. Он молился. Он истязал себя. Но ничто из того, что он делал с собой, не облегчало бремени и позора его греха.

Бернард встретил его в Риме и привел в подземную глубину под базиликой Святого Петра, где осмеливались появляться только старейшие члены их Ордена. Там Рун и исполнял наложенную на него епитимию. Он голодал. Он молился. Он истязал себя. Но ничто из того, что он делал с собой, не облегчало бремени и позора его греха.

Через десять лет Бернард снова послал его в мир, населенный людьми: на этот раз с новой миссией в замок Сашице, чтобы окончательно избавить мир от последствий содеянного им греха.

Через десять лет Бернард снова послал его в мир, населенный людьми: на этот раз с новой миссией в замок Сашице, чтобы окончательно избавить мир от последствий содеянного им греха.

Вооруженные люди, окружавшие его, держали мечи наготове. На их лицах постоянно присутствовал страх, он слышался и в частом биении их сердец. И у них были все основания бояться.

Вооруженные люди, окружавшие его, держали мечи наготове. На их лицах постоянно присутствовал страх, он слышался и в частом биении их сердец. И у них были все основания бояться.

Палатин[92] и графы не спускали настороженных глаз со своих людей, поскольку опасались того, что в нужную минуту эти люди попросту не смогут их спасти. Да те и не могли этого сделать. А Рун мог. Он молился о том, чтобы судьба лишила его сил для этого. О том, чтобы рассказы оказались ложными. О том, чтобы причиной этого не была его неправедная любовь.

Палатин и графы не спускали настороженных глаз со своих людей, поскольку опасались того, что в нужную минуту эти люди попросту не смогут их спасти. Да те и не могли этого сделать. А Рун мог. Он молился о том, чтобы судьба лишила его сил для этого. О том, чтобы рассказы оказались ложными. О том, чтобы причиной этого не была его неправедная любовь.

Но он слышал и другие рассказы… о жутких опытах, проводимых глубокими ночами, с намеками на то, что ее зверства осуществлялись во имя каких-то ужасных дел, в чем ей немало помогали и показной ум, и ее искусство врачевания – но и то и другое служило низменным целям. Это пугало его больше всего – часть ее подлинной натуры, живущей внутри этого чудовища, и привела сейчас к ужасным результатам.

Но он слышал и другие рассказы… о жутких опытах, проводимых глубокими ночами, с намеками на то, что ее зверства осуществлялись во имя каких-то ужасных дел, в чем ей немало помогали и показной ум, и ее искусство врачевания – но и то и другое служило низменным целям. Это пугало его больше всего – часть ее подлинной натуры, живущей внутри этого чудовища, и привела сейчас к ужасным результатам.