Я не понял, что он хотел этим сказать. Появилось ощущение, что я не заметил намека, который он сделал. Намека на что?..

Через несколько дней меня посетил адвокат. Это был какой-то дальний родственник Кушнера. В сталинские времена он начинал работать в прокуратуре, а выйдя на пенсию, стал защитником.

– Как устроились, Константин Андреевич? Если что-то не так, я могу посодействовать, чтобы вас перевели в другую камеру.

– Спасибо, у меня все нормально.

Я машинально отвечал на вопросы и думал, насколько можно с ним быть откровенным.

– Мишенька просил передать, что он успешно справляется со всеми делами и предпринимает все возможные и невозможные меры для вашего освобождения.

Я принял решение. В конце концов если никому не верить, то можно свихнуться. А Кушнер меньше других подходит на роль предателя. В том числе и потому, что об истории со сломанной рукой Пучковского он знал только в самых общих чертах, без подробностей, которыми щеголял Цыганков.

– Есть один мент… Надо повнимательнее присмотреться. Может, удастся найти с ним общий язык?

Глава двадцать вторая. Важней всего погода в «доме»…

Глава двадцать вторая. Важней всего погода в «доме»…

1

В камере нас было четырнадцать человек. Ни одного представителя воровского движения, ни одного старого засиженного уголовника – в основном молодые ребята из спортсменов, арестованные в первый раз. Многие из них мне были знакомы. Почти все – моего возраста или младше. Старше оказался только один – ровесник и хороший знакомый Мастера Павел Павлович, прозванный Стержнем. Я несколько раз видел его еще до армии, когда Мастер брал меня на съемочные площадки фильмов, в которых занимался постановкой трюков. В отличие от Мастера Стержень боевые искусства не преподавал, хотя владел ими тоже неплохо. Он тяготел к богемной жизни. Подрабатывал каскадером, снимался в эпизодических ролях, участвовал в создании каких-то сценариев, в концертах бардовской песни. Мастер говорил, что они познакомились на военной базе в Юго-Западной Африке, где вместе проходили срочную службу.

Порядки в «доме» сложились достаточно демократичные и справедливые. Но мелкие конфликты из-за бытовых вопросов вспыхивали регулярно. Стержню стоило больших усилий их успокаивать.

– Не представляю, как ты справляешься, – сказал я.

– Справляюсь… Кому-то ведь надо за порядком следить? Когда на зону уйду, оставлю тебя вместо себя.

Стержень ждал суда, который должен был начаться со дня на день. Его обвиняли в убийстве. Он был уверен, что получит не меньше десятки, и относился к этому философски. Глядя на него, и я заряжался спокойствием и уверенностью.