– Оказавшись в доме Тани и Дэвида, я заметила кое-что, принадлежавшее мне. И я это забрала.

– Вы что-то украли?

– Нет. Я же сказала, что это принадлежало мне. Оно, видимо, затерялось среди вещей Дэвида, когда мы делили наше имущество после развода.

– Что это было?

– Деревянная резная ложка, принадлежавшая моей маме, которая умерла, когда я была ребенком. Это очень памятная и дорогая для меня вещь. Когда я пришла, Таня принялась вертеть ее в руках, и мне показалось, что она хотела меня ею ударить. Потом, уходя, я захватила ложку с собой. Мне не хотелось, чтобы она оставалась у этой женщины. Дэвид прекрасно знал, что значит для меня эта вещь. Он должен был вернуть ее мне.

– У «этой женщины»? – повторяет мои слова барристер. – Вам определенно она не нравилась.

– Разумеется, нет. Она украла моего мужа.

– А где сейчас эта так называемая резная ложка?

– Ее забрала у меня полиция, вместе с остальными вещами, когда я была задержана. Но потом, когда я рассказала об этом своему адвокату и она стала выяснять, в полиции заявили, что ложки у них нет.

– Вот как? В таком случае я могу утверждать, что вы все же несли в руках цепочку. Вроде той, которая была найдена у вас в подвале в коробке, вместе с вашей старой униформой, – когда полиция обыскала ваш дом вскоре после убийства Тани. Цепочка оказалась хорошо протертой, без каких-либо следов.

Присяжные изумленно выдыхают.

Я стараюсь как можно тщательнее подбирать слова.

– Я уже заявляла, что не имею ни малейшего понятия, как эта цепочка туда попала. Кроме того, полиция задержала меня прямо на станции, прежде чем я успела добраться до дома, – так что в любом случае это не может быть та самая цепочка.

– Вы могли попросить кого-нибудь другого отнести ее к вам домой. Например, какую-нибудь сотрудницу мистера Гаудмана, тоже имеющую с ним счеты.

– Я ничего такого не делала.

– Как вы можете быть в этом уверены, миссис Гаудман? Мы ведь уже выяснили, что при вашем заболевании и принимаемых таблетках память вполне может вас подводить.

Я думаю о том, в чем именно меня подводила память. Я могла забыть налить воду в чайник, прежде чем его включить. Мне обязательно нужно было записывать каждую назначенную встречу в журнал. Иногда я не помнила, куда положила ключи от входной двери.

– Я уверена, насколько это возможно в моей ситуации, – запинаясь, произношу я. Потом меня вдруг охватывает прилив гнева: – Но вообще, если вы так уверены в своей правоте, то где ваши доказательства? И зачем моя так называемая сообщница стала бы возвращать цепочку ко мне домой, вместо того чтобы просто избавиться от нее?