– А я думаю, мы не о том говорим, – сказала Анни. – Я думаю, тот, кто тебе нужен, сидит вон там.

Она показала на трио – Мирна, Рут, Бенедикт. Они теперь обсуждали различие между семафором и птифуром.

– Нет, спасибо, – сказал Жан Ги. – К тому же я уже знаю об искусстве все, что необходимо. Кьяроскуро. – Он произнес последнее слово торжественно, словно на открытии Олимпийских игр или спуске корабля. – Вот оно. Мое собственное слово в искусстве, но впечатление на людей производит ошеломительное.

– Какое ты там сказал слово? – сказал Габри от холодильника, из которого доставал добавку мороженого.

– Пожалуйста, не говори ему, – сказал Оливье.

– Там осталось что-нибудь? Я бы хотела взять немного домой для Армана, – сказала Рейн-Мари, направляясь в кухню.

Оливье показал на контейнер на кухонном островке, в котором находился петух в вине и «поротая» картошка.

– Все подготовлено.

– Merci, mon beau[43].

– В общем, – сказала Рут Бенедикту, – если тебе кто предложит семафор, не клади его в рот.

– Но птифур?

– Птифур можешь отдать мне.

Бенедикт кивал, а Мирна и Роза смотрели на него непроницаемым взглядом.

Жан Ги похлопал Бенедикта по плечу:

– Пойдем, поможешь мне с тарелками.

Бовуар мыл, а Бенедикт вытирал.

– Ты почему солгал? – тихо спросил Жан Ги.

– Вы про что? – спросил Бенедикт, беря теплую, влажную тарелку.

– Про твою подругу.

– Ах это…