— А что бы вы подумали обо мне? И могли бы мы после этого быть счастливы?

Норберт не нашел, что ей ответить.

— Итак, друг мой, бегите отсюда, раз уж вы так решили. Но бегите один.

— Боже мой!

— Было бы благоразумнее посоветовать вам жениться на Мари де Пимандур… но это выше моих сил. И потому я скажу только: прощайте и забудьте меня.

— Забыть вас, Диана? — вскричал Норберт. — А разве вы могли бы меня забыть?

— Я? — пробормотала озадаченная девушка.

— Да, вы!

Диана снова зарыдала.

— Если я уеду, то что будет с вами? — спросил юноша.

— Моя судьба мне известна, — проговорила девушка сквозь слезы с покорностью в голосе. — Мы видимся с вами в последний раз. И расстаемся навеки.

— Навеки? Какое страшное слово! Но почему? Ведь я потом вернусь!

— Когда отец узнает, как меня называют в Бевроне, когда до него дойдут россказни четырех лесорубов, он упрячет меня в монастырь и пострижет в монахини. Для этого мира, в том числе и для вас, я просто перестану существовать…

— Этого нельзя допустить! Вы же мне столько раз говорили, что жизнь в монастыре для вас хуже смерти!

Диана грустно улыбнулась.

— Да, я так говорила. И повторяю это снова. Но что с того? Чтобы спасти меня от пострижения, нужно совершить чудо. Кто его сделает для меня, если не вы? Без вас я останусь совсем одинокой на этом свете… В монастыре я буду жить только воспоминаниями о вашей любви… Слава Богу, мне не придется там страдать слишком долго. У меня есть средство ускорить свою смерть.

При этих словах она вытащила из-за корсажа флакон, полученный от адвоката.

Норберт понял.

— Несчастная! — закричал он. стараясь вырвать у Дианы яд.

Но она так крепко сжимала флакон в руках, что юноша смог бы забрать его, только если бы сломал девушке пальцы. Она же в это время отчаянно умоляла оставить ей флакон, поскольку яд — ее последняя надежда.