Капитан принахмурился и перечитал последнюю фразу еще раз. Приемлемее она от этого не стала. Он поднес брошюру к носу и чутко принюхался: не пропитана ли эта мерзость какой-нибудь гадостью. Не разобрал, лизнул и немедленно пожалел об этом. «Надо было реактивы с собой захватить», – подосадовал на упущение Аргутинов, но тут же дезавуировал досаду резонным соображением о том, что собачьи патрули, как правило, обходятся по службе без реактивов.

«…Наряду с противочумными, противотифозными и другими необходимыми прививками, человеку будет делаться и специальная противонаркотическая прививка, назначение которой сделать его невосприимчивым к диким наркотикам вообще и к наркотикам, не подходящим его индивидуальному организму – в частности. Это позволит любому пользоваться, при желании, только личной смесью для достижения безостаточной эйфории с целью отдыха, повышения творческого потенциала, постижения божественных истин, высокодуховного общения, ублажения инстинкта уединенности, переоборудования воздушных замков по последнему слову трансцендентальной техники, да мало ли для чего еще придумает свободный человек, избавленный от вериг здравомыслия, от предрассветных ломок с их кашлем и харканьем, от кошмарной суеты добывания средств на очередную дозу, использовать добрый наркотик, легендарный «сома» Древней Индии… Найти формулу такого наркотика и внедрить его в массовое производство, – значит вступить в Космический Союз ДЕЙСТВИТЕЛЬНО Разумных Существ. Или, если называть вещи своими именами, – удостоиться НЕБЕС ОБЕТОВАННЫХ не в сомнительном загробном существовании, а уже здесь, на земле, как то и было заповедано нам Иисусом Христом…»

– Эй, вы что тут делаете? – задал жалобный риторический вопрос очнувшийся юнец.

– Да так, – пожал плечами Аргутинов, – одну вдохновленную кокаином, героином или еще какой гадостью, брошюрку читаю.

Разбуженный голосами Исиков моментально вскочил с дивана, стараясь придать своем заспанному лицу зверское выражение неусыпной бдительности.

Белобородов попытался последовать примеру лейтенанта – не в смысле выражения лица, а в смысле принятия вертикального положения.

– Лежать! – рявкнул Исиков с раздражением кинолога, обучающего беспородного пса породистым замашкам.

– Сам писал? – выстрелил в упор вопросом капитан.

– Допустим. А что, нельзя?

– Можно, раз дурная слава Тимоти Лири покоя не дает…

– Не упоминайте при мне имени этого ренегата!

– Хорошо, не буду. Пока. Но неужели это и есть то «доброе и вечное», которое ты, как писатель, должен пробуждать в читателе?