8

8

Капитан Аргутинов осторожно расширил щелочку неплотно прикрытой двери, заглянул в помещение, тревожно осмотрелся, расслабился, и смело вошел, небрежно толкнув дверь ногою. Лейтенант Исиков от неожиданности замешкался, спохватился, преданно рванул вслед за начальством.

Если подвал и был оборудован под лабораторию, то никак не химическую, а скорее полиграфическую. Работающим прибором оказался ксерокс. Рядом на нескольких столах лежали кипы бумаг, – как девственно белых, так и оскверненных текстом. Кроме них присутствовали фальцовочный станок и дожидающийся связки и упаковки многосотенный тираж какой-то весьма упитанной брошюры. В углу за входной дверью обнаружился старенький диван с прикорнувшим на нем объектом – длинноволосым носатым юнцом, при виде которого Исиков вздрогнул, просветлел, вострепетал и утратил интерес ко всему остальному.

Капитан, не теряя времени, занялся более подробным или лучше сказать – профессиональным осмотром помещения, оказавшимся, увы, безрезультатным. Ни тебе колб, ни реактивов, ни фасовочных агрегатов, ни резервов исходного сырья, ни запасов готовой продукции, если, конечно, не считать таковыми брошюры. Капитан Аргутинов счел своим служебным долгом ознакомиться с содержанием последней.

Брошюра была озаглавлена просто и многообещающе: «Исповедь идейного наркомана». Имя автора отсутствовало, зато в анонсе сообщалось, что этот субъект, попав в конце 80-х на Запад и не найдя подходящей работы, был вынужден трудоустроиться раскаявшимся наркоманом в одну из антинаркотических коммун, в которой и оттрубил восемь лет, вовсю избавляясь от зависимости, которой не страдал. Покинув коммуну убежденным поклонником наркотических средств, переехал в США, где в целях завершения образования вступил в Сообщество Анонимных Наркоманов св. Мартина, работавшего на принципах 12-ти шагов. Там его убеждения выкристаллизовались в некое подобие системы или доктрины, каковую он и изложил, уединившись в глухих урочищах озер штата Массачусетс…

Капитан присел на табурет, закурил и принялся исполнять служебный долг методом выдергивания цитат из контекста, купированием плеоназмов и игнорированием главного в ущерб побочному. Один только эпиграф избежал общей участи, очевидно, в силу пиетета к аристократическому происхождению автора; ручаться за остальное было бы проявлением неоправданной самонадеянности.

«…удовольствие, которые остаются доступными для самого благочестивого пуританина, более вредны, чем удовольствия, которые он осуждает. Удовольствию чем-либо наслаждаться немногим уступает удовольствие не позволять наслаждаться другим людям, или – шире – удовольствие от власти. Поэтому там, где господствует пуританство, возникает чрезмерное стремление к власти. Любовь к власти причиняет гораздо больше вреда, чем склонность к выпивке или любой другой порок, против которого выступают пуритане».