За стенкой установилось молчание, грозившее перейти в летаргические посапывания, похрапывания и прочие шумы оставленных без присмотра носоглоток. Вадим Петрович лихорадочно соображал, или воображал, что соображает, как ему с честью выйти из создавшегося положения. Он-то, неисправимый романтик, сентиментально мечтал отплатить Михаилу той же монетой, то есть огреть его посреди полового акта дубинкой по прибалдевшей репе и, чего уж скрывать, поучить эту стерволярву хорошим манерам с помощью разных прибамбасин, прихваченных в секс-шопе (в апофеозе ему грезилось нечто такое, что двустишие «Мне Бог насильем окрылил / Мои пленительные грезы», вертевшееся в его голове, казалось более чем в тему). А что прикажете делать теперь, когда два этих сурка спят, как придурки? Может, перестрелять их всех на фиг? Или спалить вместе с домом? Нет, горестно покачал головой Солипсинцев, это будет слишком просто, вульгарно, бесчеловечно и, главное, совсем не прикольно. Он не какой-нибудь там народный мститель, для которого производство трупов уже само по себе есть великий повод для оргазмных воплей типа «С нами крестная сила!» или «Аллах акбар!» Нет, господа, он вдумчивый исследователь стыков души и тела. Если он и маньяк, то маньяк ответственный, не чета иным, безответственным ублажателям своих взлелеянных в тиши психических расстройств извращений. Его, например, интересует; можно ли достигнуть в насильственном сексе той же, как минимум, степени удовлетворения, что и в полюбовном. Ибо он намерен внести в копуляцию, как таковую, хотя бы толику истинного греха, – чего так и не удалось сделать первопридуркам Господним, изгнанным по этой причине из рая…

Чу! Что-то слишком тихо в супружеской спальне. Вадим Петрович встал с кровати, подошел к смежной стене и приложился к ней чутким ухом. Так и есть – кажется, он поторопился с выводами насчет неизбежной летаргии. Кто-то там явно не спал. И Вадим Петрович даже догадывался – кто.

Вадим Петрович вернулся на кровать и поделился своим открытием с Негодяевым:

…Ну не шевелится, так зашевелится. И очень скоро…

Негодяев в ответ что-то беспокойно промычал и задергался. Сидели они в темноте, поэтому Вадим Петрович скорее почувствовал вытаращенный взгляд своего пленника, нежели увидел его. Он обернулся. В дверях, освещаемая тусклым светом из коридора, стояла худая темноволосая женщина в полупрозрачной ночнушке. Взгляд ее широко распахнутых глаз в ужасе недоумения перебегал с Вячеслава на Вадима Петровича и обратно.

Сейчас либо заорет благим матом, либо в обморок свалится, – решил Солипсинцев. Но ошибся. Женщина пришла в себя, собралась с духом и надменно поинтересовалась, кто они такие и что они делают в ее доме.