– Пожалуйста, – сказал Мишаня.

– А, вспомнил… Скажи пожалуйста как ты ею, оказывается, дорожишь! Может, в ней есть что-то такое, чего глазами не рассмотреть? Надо бы проверить…

– Мишенька, – прохрипела женщина, – это маньяк, он нас всех зарежет!

– Какие глупости! – воскликнул в негодовании Вадим Петрович. – Да я мухи не обижу! Особенно, если эта муха будет заниматься любовью с другой мухой. В отличие от некоторых, не так ли, Мишенька?

К чести хозяина надо сказать, что тут в его заспанных глазах забрезжил тусклый огонек понимания, припоминания, образно выражаясь, неторопливого въезда в тему на перекладных.

– Зато я теперь знаю, почему тебя, Мишаня, так обозлила моя потенция. Зависть – нехорошая штука, дружок. От нее часто невинные страдают. Вот как сейчас твоя жена. Вы страдаете, мадам?

Мадам попыталась ответить, но это ей не удалось.

– Видишь, Мишаня? Просто нет слов, как страдает! – сделал логический вывод Вадим Петрович. – А все благодаря твоему предосудительному бизнесу. Шантаж, Мишаня, еще никого до хорошего не доводил. Не считая, разумеется, нескольких фортуной меченых счастливцев, к коим ты, увы, не относишься…

– Слушай, ты, чмо гребанное! – обрел вдруг отвагу Мишаня. – Оставь женщину в покое! Если ты мужик, давай по-мужски между собой разберемся. А женщину оставь, не позорься…

– Эвон как ты запел, голуба, – как бы даже в приятном изумлении покачал головой Солипсинцев. – А когда ты меня дубинкой сзади по балде отоваривал, ты со мной по-мужски, что ли, разбирался?

– Я говно, – с подкупающей откровенностью признался Мишаня. – Ты тоже?

– Я куда хуже говна, – не ушел от ответа по существу Вадим Петрович, – я – золотце!

Тут он заметил краем ока какое-то движение слева от себя и успел рывком, вместе с женщиной, отпрянуть назад, к тупичку, которым заканчивался коридор. Вячеслав Негодяев, решившийся на таран, невзирая на скованные за спиной руки и торчащий изо рта кляп, врезался всей своей тушей в дверь ванной, снес ее с петель и загремел в героическом порыве жертвенности в стеклянный шкафчик. Раздался жуткий грохот: рассыпной, дребезгливый, акустически прочувствованный…

– Взгляни-ка, Мишаня, – распорядился Солипсинцев, – вдруг ему добавки не потребуется?

Мишаня спорить не стал, заглянул с опаской в ванную. То, что он в ней увидел, заставило его побледнеть.

– Блин! Да он себе жилу на шее стеклом перерубил! Хлещет фонтаном! Скорую надо вызывать, а то хана ему…

– Ну-ка притихни, Михрютка, – прикрикнул Вадим Петрович, – не то я второй фонтан пущу…

Михрютка притих и затравленно взглянул на вчерашнего лоха, с которым он так лоханулся. Вадим Петрович напряг слух и снисходительно осклабился.