Кэл высказался однозначно: «Они нас дурят».

Когда Норман, бледный и взволнованный пуще прежнего, – сегодня явно не его день – шепотом поведал о случившемся у колодца, Кэл оказался единственным, кто не удивился. Он словно ждал именно этого: подтверждения своих подозрений.

Джемма смотрела, как он проверяет и заряжает оружие – все, что у них было, – полулежа на кровати и доедая сэндвич, один из тех, которыми они запаслись еще у Томми. Истекший срок годности – последнее, что ее волновало.

«Итак, – подумала она, отстраненно глядя на то, как Кэл собирает рюкзаки, чтобы быть готовыми покинуть деревню в любой момент. – Большой парень определился со своим врагом. А ты?»

Он расползся кровью по склонам, и был он ярко-красным, и бурым, и черным, и ледяным.

Она позволила Кэлу самому принимать решения, а затем – разыгрывать спектакль на ужине перед хмурой бабкой. Медленно доедая суп, Джемма пялилась в окно и мрачно разглядывала темнеющее небо. Слишком рано для вечера. Еще пару часов назад было утро… Или все-таки ей кажется? Никто вокруг, похоже, не заметил ничего странного. Только она.

Он сгущал небо, делая ночь длинной, а день коротким, и выпускал ночами своих чудовищ.

За окном снова начал падать снег, белея на общей серости деревни. Джемма провожала его взглядом вниз, потом наверх, потом моргнула – показалось.

Он сплетал пути и терял дороги, он заманивал в темную глубь скалистой пещеры, он прятался во тьме и ненавидел свет.

А потом они легли спать, и ветер за окном выл так сильно, что ей слышался в нем голос, который ее звал.

Он шептал на ухо: «Когда заходит яркое солнце…» – и шепот его был похож на звук ветра, скребущегося в темную зимнюю ночь.

Той ночью Джемма не видела снов.

И вот снова они взбираются на эти поганые холмы под зловещим свинцовым небом. Подъем в этот раз ощущался бесконечным, ноющая боль в ногах растягивала время, словно резину… Может быть, это очередная игра Ирландии – заставить ее бесконечно подниматься вверх, вверх и вверх.