– А это что?

– Это? Детсадовский прием, – закатил глаза тот.

– По-твоему, я похож на пятилетку?

Эшли глянул в нужную сторону – и тут же сменил модус операнди с нытика на выпускника исторического факультета:

– О! Это керосиновая лампа. – Он присел на корточки и одной рукой взялся за ручку, ставя лампу прямо. – Ух ты. Целая. – А потом обернулся на Сайласа. – Понимаешь, что это значит?

– Не буду лишать тебя удовольствия поумничать, – протянул он, наклоняясь к Эшли и лампе. Та была вся в пыли и каменной крошке, а ее ручка уже оставила на пальцах Эшли широкие черные полосы грязи. – Ты ведь это обожаешь.

Тот не обратил внимания.

– Как минимум сто лет назад они уже нашли это место, – Эшли увлеченно поворачивал лампу под светом фонаря то одним боком, то другим. – Возможно, сто пятьдесят. Керосиновыми лампами начали пользоваться в середине девятнадцатого века…

Пока он возился со своей новой игрушкой, сверху снова донеслось приближающееся шарканье по камням. Махелона, в отличие от Эшли, приземлился умело – ровно на стопы, как акробат, и тут же встал, направляя на них фонарь.

– Давно не виделись, – утирая влажный лоб, заявил он. – Как делишки? Ничего мерзкого или сверхъестественного?

Не отрываясь от лампы, Эшли спросил:

– Сайлас считается?

Сайласу показалось, что он ослышался.

– Когда это ты стал задирой, Норман, дружище? – И тут же, без перехода, сменил идиотский голос на нормальный: – Что там у тебя?

Фонарь Эшли, висевший на шее и светивший в пол, освещал его с двумя частями лампы в руках. Вместо ответа он дунул в вытянутый стеклянный «стаканчик», подняв прямо себе в лицо волну пыли, и принялся оглушительно чихать. Под этот аккомпанемент Сайлас закатил глаза:

– Керосиновая лампа столетней давности. И как бы он смог пройти мимо?

– Я не… Апчхи…

Махелона только хмыкнул, возвращаясь к осмотру тоннеля. Он задержал фонарик на странных резких тенях, которые образовывали сколы стен:

– Значит, это местечко перешло им по наследству.

– Это могли быть и Йен с компанией – ты видел, цивилизация у них не в почете.