Ночью спуск прошел быстрее – Сайлас почти не запомнил его, двигаясь на адреналине. Сейчас же он впервые осознал, как здесь было глубоко. Каждый метр вниз давался медленно и тяжело. Колени ныли, пресс невозможно было расслабить, руки начинали болеть. Спуск казался бесконечным.

– Чтоб тебя, Роген, – сквозь одышку пробормотал он, чувствуя, как зуд в ладонях переходит в горящую агонию.

Веревка не дошла до конца колодезной трубы: длины не хватало. Сайлас неодобрительно глянул вниз: в прошлый раз времени думать не было – он увидел землю и прыгнул вполне удачно. Вроде бы невысоко.

Что ж, в неровном свете фонаря действительно виднелась земля. Стараясь не раскачиваться, он сполз по веревке как можно ниже и, ухватившись почти за самый конец, согнул ноги, расслабился и, выдохнув, упал в темноту.

Сайлас всегда хорошо двигался. Ловкость и скорость были наследством, которого он не просил, но которое нельзя было назвать совсем уж дурным подарком, в отличие от многого другого. Именно поэтому он приземлился мягко, не упав, – но громче, чем двигался обычно. Он не помнил, о чем думал в прошлый раз, но теперь в голове отчетливо пронеслось: если что-то здесь было, жило, существовало или пряталось – оно его точно услышало.

После этой мысли наступившая во мгле тишина стала пугающе… живой. Жалкий луч фонарика светил вниз, в ботинки.

Сайлас поднялся и крадучись двинулся вдоль стены, чтобы уйти из-под дыры: не хотелось бы, чтобы кто-то из этих троих приземлился ему на голову.

Он посветил вбок, провел рукой по уже знакомым странным сколам. Да. Определенно. Та же самая сеть тоннелей. Они никогда не доставали отсюда воду: ее здесь попросту не было.

Воздух был затхлым и влажным, и все здесь дышало временем. Окружающая тьма ложилась на плечи чьими-то назойливыми ладонями. Постоянно хотелось обернуться.

Сайлас неплохо видел в темноте, но даже без этого он бы все равно почувствовал, будь в тоннеле кто-то живой. Здесь было пусто, но… Казалось, что кто-то стоит за линией света и каждый раз отступает, стоит Сайласу передвинуть луч фонаря. Не было слышно ни шагов, ни шороха одежды, но Сайлас почти физически ощущал – вот-вот, вот сейчас…

По полу запрыгал неуверенный росчерк света фонарика, чирканье обуви по стенам становилось отчетливее. Тяжелое пыхтение могло принадлежать только одному человеку. Сайлас перестал вглядываться в темноту и посветил вверх:

– Если не хочешь сломать шею, то имей в виду, – предупредил он. – Веревка не дотягивается, надо спрыгивать.

– Но я боюсь высоты, – возразил сверху голос Эшли.