– Что ты знаешь о том, как вообще работает система? Разве справедливо, что я нахожусь в тюрьме почти год, просто ожидая суда? Разве правильно, что мой адвокат ни разу не спросил меня: «Эй, Крис, что произошло на самом деле?» – Он обратил на мать холодные голубые глаза. – Ты думала об этом, мама? Этот суд закончится через день. Ты думала о том, какой краской выкрасишь мою комнату, когда меня заберут на всю оставшуюся жизнь? О том, как я буду выглядеть в сорок, пятьдесят, шестьдесят, находясь все это время в каморке размером с гардеробную?

Он весь дрожал, взгляд выражал безумие, и Гас испугалась, что он сейчас сорвется.

– Крис, – успокаивала она, – этого не случится.

– Откуда ты знаешь? – выкрикнул он. – Откуда ты знаешь, черт подери?!

Краем глаза Гас заметила, что надзиратель сделал шаг в их сторону. Она чуть качнула головой, и он вернулся на свой пост у лестницы. Потом нежно коснулась руки Криса, стараясь скрыть собственный страх при виде дрожащего, покрасневшего сына. Она осознала, какое это, должно быть, напряжение – в восемнадцать лет видеть, как чужие люди решают твою судьбу. Как раз об этом говорил ей Джеймс: в зале суда Крис носит маску. То, что он просто способен сидеть там без срывов, говорило о его решительности, его характере.

– Дорогой мой, я понимаю, почему это так пугает…

– Нет, не понимаешь.

– Понимаю. Я твоя мать. Я знаю тебя.

Крис медленно повернул голову – готовый к нападению бык.

– Да ну? – переспросил он. – И что же ты знаешь?

– Я знаю, что ты тот же замечательный сын, которого я всегда любила. Я знаю, ты справишься с этим, как справлялся со всем остальным. И я знаю, что присяжные не станут приговаривать невиновного человека.

В этот момент Крис трясся так сильно, что рука Гас соскользнула с его плеча.

– Но ты не знаешь, мама, – тихо произнес он, – что это я застрелил Эмили.

Сдерживая рыдания, он повернулся и взлетел по лестнице к надзирателям, которые надежно запрут его.

Как во сне, Гас дошла до пропускного пункта, получила пропуск и вышла за дверь тюрьмы, которую отпер перед ней надзиратель, потом сумела как-то дойти до своей машины, но на парковке упала на колени, и ее вырвало. «Я твоя мать, – сказала она недавно. – Я тебя знаю». Но очевидно, не знала. Вытерев рот рукавом куртки, она уселась за руль, вслепую пытаясь вставить ключ зажигания, но поняла, что не в состоянии вести машину. Крис сам сказал, это ясно как божий день. Он застрелил Эмили. И пока Гас защищала его от слухов и клеветы, от равнодушия собственного отца, она выставляла себя дурочкой.