Ее мозг терзали мелкие жала: рубашка Криса в больнице, вся залитая кровью; нежелание Криса говорить с доктором Файнстайном; признание Криса в том, что он никогда не помышлял о самоубийстве. Гас прижалась лбом к рулевому колесу и тихо застонала. Крис, о господи, Крис убил Эмили!
Почему она не сумела раскусить его?
Гас включила передачу и медленно выехала с парковки тюрьмы. Она поедет домой и расскажет все Джеймсу, и он решит, что делать… Нет, она не может сказать Джеймсу, потому что тогда он скажет Джордану Макафи, и даже скудные познания Гас в защите по уголовным делам подсказывали ей, что это плохая идея. Она поедет домой, притворившись, что не навещала сына в тот вечер. Утром все будет выглядеть по-другому.
А затем ее вызовут свидетелем.
Гас была поражена тем, что в правовой системе существует иммунитет, защищающий тебя от дачи свидетельских показаний против мужа, но нет ничего, что помогло бы оградить тебя от дачи показаний против твоего ребенка. Это странно, поскольку у ребенка есть твоя улыбка, или твои глаза, или по меньшей мере твоя кровь, бегущая по его венам. Гас с гораздо большей готовностью стала бы свидетельствовать против Джеймса, чем против Криса. И в ее измученном мозгу это было бы не вероломством, а проявлением материнства.
На ней было платье цвета граната, присборенные рукава которого лишь подчеркивали тот факт, что ее била неудержимая дрожь. Гас приклеила на лицо улыбку, зная, что если чуть разожмет губы, то тут же выболтает то, что знала. Она стояла за двойными дверями зала суда. Джордан сказал ей, что она будет первым и единственным свидетелем, вызванным в этот день. Напротив нее стоял невозмутимый судебный пристав.
Вдруг дверь открылась, и ее повели по проходу зала суда. По пути она все время смотрела в пол. Усевшись на свидетельское место за ограждением, она подумала: насколько оно больше той камеры, в которую Криса запрут на всю жизнь?
Гас знала, что Джордан хотел, чтобы она сразу, как сядет, взглянула на Криса, но она опустила взгляд себе на колени. Она чувствовала присутствие сына рядом, словно ее притягивало к нему магнитом. Ей казалось, его нервы звенят почти так же громко, как и ее. Но если бы она подняла глаза, то расплакалась бы, она точно это знала.
Но вот перед ней положили толстую потрепанную Библию. Судебный клерк попросил ее положить левую руку на Библию, а правую поднять.
– Клянетесь ли вы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, и да поможет вам Бог?