Левко иронически усмехнулся, но промолчал. А Франк ответил: «Я уже дал своё согласие. Пойдёмте». Очевидно, что эти двое заранее обсудили каждое слово и каждый жест. Лишнего никто не скажет. Да это и не нужно.

Вместе они поднялись по золочёной лестнице на второй этаж, прошли мимо бронированной двери в хранилище и остановились у следующей.

– Картина в моём кабинете с тех пор, как я приобрёл её на аукционе Московского художественного общества.

– Когда это было?

– В марте. Прошу.

«Значит, Соня не ошиблась, – подумал Митя. – Картина та самая».

В кабинете Ганеман сразу отправился изучать полотно вблизи. Митя не мешал, лишь бегло осмотрелся, отметив в комнате некоторое запустение. Как будто сюда заходят нечасто. На большом столе лёгкий слой пыли, и ткань на манекене выглядит слегка полинявшей. Прислуга тут нерадивая, что ли? Сыщик решил задать несколько вопросов хозяину.

– Чем вас привлекла эта картина, месье Франк?

Модельер переглянулся с адвокатом. Тот кивнул. Значит, и это обсудили.

– Мне нравится творчество Кустодиева. Считаю его перспективным мастером. Я приобрёл уже три его картины. Думаю, это хорошая инвестиция.

– Если не секрет, сколько вы за неё отдали?

– Это публичная информация. Двадцать тысяч рублей.

– Немало за не столь знаменитого художника.

– Он прикован к инвалидному креслу. С таким диагнозом, как у него, долго не живут. Ещё несколько лет и…

– Жюль… – вмешался Левко и покачал головой.

Ага. Вышел за рамки, значит.

– А вы циничный человек, месье Франк.