Солнце только начинает всходить, и утренняя роса еще цепляется за озимую пшеницу. Томас лезет в карман за ключами и вместе с ними выгребает несколько купюр. Деньги падают на землю, их уносит резким порывом ветра. Томас идет за ними в высокую траву и наклоняется, чтобы ухватить банкноту, застрявшую среди стеблей.

Его внимание привлекает металлический блеск, он раздвигает траву и обнаруживает маленькую книжечку с серебряным тиснением на обложке: «Дневник». Томас берет блокнот в руки, он влажный на ощупь и заляпан грязью.

Томас пролистывает страницы, исписанные явно девчачьим почерком, но солнце еще толком не взошло, света мало, ничего толком не разобрать. Томас извлекает из кармана телефон и освещает страницу экраном. Читает торопливо, словно боясь, как бы слова не растворились в скудном свете. Перед ним разворачивается история, от которой ему становится физически плохо. Его словно искупали в дерьме.

Вдалеке раздается свисток: очередной товарняк сообщает о своем прибытии на перекресток к западу от города, где семафоры опускают длинные крылья, останавливая движение на добрых десять минут. Томас, решив покончить со всей этой неразберихой, засовывает дневник в карман пальто, поворачивается и утыкается в чью-то фигуру. Первая мысль: Джим Лэндри, жаждущий свести счеты, добрался и сюда. И уж конечно, Томасу не справиться с разгневанным отцом, который моложе на тридцать лет, гораздо сильнее и затаил обиду.

Но вместо этого он оказывается лицом к лицу с Джоном Довером. Учитель.

– Какого черта вы здесь забыли? – рявкает Томас. За резким тоном прячется испуганный стук сердца.

– Я мог бы спросить вас о том же, – парирует Довер, натянув капюшон пуховика на голову и засунув руки в карманы, чтобы защититься от холода. – Видел вас около моего дома. – Далекий поезд вновь издает хриплый, зовущий клич. – Как вы там оказались?

– Случайно. Катался по городу и решил немного размяться, – говорит Томас и делает несколько шагов вправо, с чувством неловкости обходя окровавленный гравий. Неужели никому в голову не пришло смыть кровь?

– Но почему именно перед моим домом? – недоумевает Довер. – Наверняка у вас была причина. Может, хотите меня о чем-то спросить?

Томас внимательно изучает лицо учителя. В утреннем сумраке он не видит на нем ни гнева, ни враждебности, но замечает беспокойство, а то и страх. С чего бы Джону Доверу его бояться?

– Мне нечего вам сказать, – бурчит Томас и, медленно перебирая артритными ногами, шагает по рельсам, стремясь как можно дальше убраться от ржавого клочка земли и от Джона Довера.