Инстинктивно Томас пригибается на сиденье, но слишком поздно: его заметили. Джим Лэндри выпрямляет спину, словно внезапно насторожившись, складывает руки ковшиком и прижимается лбом к оконному стеклу, чтобы лучше видеть. Томас не хочет конфликтовать. Слишком много он повидал драк в барах, которых можно было бы избежать, если бы участники выпили на одну рюмку меньше или благоразумно ушли на несколько минут раньше.

Входная дверь распахивается, и Лэндри мчится по ступенькам с бейсбольной битой в руке. Томас успевает даже повернуть ключ зажигания, но Джим уже рвет на себя дверцу грузовика.

– Держись подальше от моей семьи! – рычит он низким, полным угрозы голосом. – Клянусь богом, снесу тебе башку, если еще раз к нам приблизишься.

Сердце у Томаса едва не выпрыгивает из груди, но ему удается захлопнуть дверь. Джунбери-стрит заканчивается тупиком, поэтому в лучшем случае можно что есть духу рвануть задним ходом. Но вместо этого он лихорадочно мчится к круглой площадке тупика, резко разворачивается на тротуаре и несется обратно по улице мимо Джима Лэндри, который сердито смотрит на него с лужайки.

Глупо было являться сюда, думает Томас. Джордин это ничем не поможет, а Лэндри только еще больше озлобит. Он бесцельно кружит по городу, чтобы сердце успокоилось, и вдруг понимает, что оказался рядом с железнодорожной станцией. Ну вот, а там-то ему что делать? Что он рассчитывает найти?

Наплевав на опасения, Томас подъезжает к заброшенному вокзалу, окна и двери которого наглухо заколочены, и ставит грузовик фарами на выезд, чтобы при необходимости быстро уехать. Открывает дверцу машины и окунается в прохладный утренний воздух, свойственный только апрелю: еще покусывающий холодком и бодрящий, но с обещанием теплых деньков впереди. Вокруг вокзала валяются куски раскрошившегося и вздыбившегося бетона, разруха слегка смягчена зарослями сорняков, которые долгие годы неукротимо пробивались сквозь осыпающиеся плиты.

Нет ни желтой ленты вокруг места преступления, ни полиции, ни зевак или прессы с их омерзительным любопытством. Только он. Томас осторожно выходит из грузовика, прекрасно понимая, что любой неосторожный шаг может закончиться сломанной лодыжкой или еще чем похуже. Вроде бы сзади слышится шорох гравия, и он оглядывается посмотреть, не идет ли еще кто, но вокруг пусто. Вот же дурень старый, говорит он себе, совсем свихнулся.

Он не был здесь много лет. С тех пор, как еще ребенком они с родителями садились на станции в поезд, чтобы через всю страну ехать в Пенсильванию в гости к родственникам. Вскоре после этого вокзал закрыли, а пути стали использовать исключительно для грузовых перевозок. Долгие годы ходили разговоры о том, что здание переоборудуют то ли в ресторан, то ли в музей, то ли еще во что, но все осталось по-прежнему. Жители Питча по какой-то неведомой причине склонны протестовать против любого прогресса еще до того, как он даже наметится.