Карабкаясь по лестнице, женщина услышала, как внизу хлопнула дверь. Шум и голоса в комнатах внизу сразу стихли. Внутри ниш, вырезанных в толстой стене, стояли свечи из сердцевины ситника, от которых исходил тусклый слабый свет, но, когда глаза Кэт привыкли к темноте, огоньки стали казаться ярче. Пройдя мимо двух закрытых дверей, она продолжила карабкаться вверх, пока не оказалась возле третьей. Однако лестница на этом не заканчивалась, поднимаясь к маленькой дверце, которая, похоже, вела на крышу.

Постучав в третью дверь, Кэт замерла в ожидании. Никто не открывал. Через некоторое время она постучала снова, громче и дольше. Тишина. Потеряв терпение, Кэтрин взялась за кольцо дверной ручки, повернула его и толкнула дверь. Та бесшумно распахнулась.

Переступив порог, Кэт посмотрела по сторонам: узкая кровать с отдернутым пологом, два стула и дубовый сундук. Единственными источниками света здесь были две свечи, стоящие на сундуке. Камин отсутствовал, и воздух в комнате был холодный.

У подножия кровати притаился какой-то неведомый черный зверь. Сердце Кэт подпрыгнуло, но она быстро поняла, что перед ней всего лишь черный парик на подставке.

На кровати лежали плащ и шляпа. В тени у сундука она заметила саквояж, рядом с которым к стене была прислонена шпага.

– Мадам.

Кэт резко обернулась. Ван Рибик стоял в дверном проеме – он только что вошел с лестницы через вторую дверь. Она была такой низкой, что голландцу пришлось нагнуться, чтобы не удариться головой о притолоку.

– Счастлив вас видеть. – Войдя в комнату, он выпрямился в полный рост, возвышаясь над гостьей. – Прошу вас, говорите потише.

– Почему вы называете себя Жолье? – спросила Кэт. – Зачем притворяетесь французом?

Ван Рибик вздохнул:

– Вообще-то, моя мать и впрямь француженка. Ее отец – гугенот из Ла-Рошели.

– Но вы голландец, и ваша фамилия ван Рибик. Или она тоже вымышленная?

– Нет, фамилия настоящая. Однако здесь я Жолье.

– Прячетесь от кредиторов?

– На самом деле никаких кредиторов нет. Я был вынужден сказать вам неправду.

– Только про долги? – уточнила Кэтрин. – Или вообще все, что вы мне говорили, – одна сплошная ложь?

– Нет. Я действительно хочу, чтобы вы стали моей женой, мадам. В каком-то смысле это желание – мое несчастье, но сердцу не прикажешь. Пути Господни неисповедимы, и они привели меня к вам.

Кэт отступила на шаг, поближе к открытой двери.

– Разве не честнее было бы признаться, что вы нуждались в моей помощи и готовы были сказать что угодно, лишь бы я согласилась?

Ван Рибик пожал плечами: