– Из-за меня.

Он качает головой:

– Нет, не из-за вас. Ни один здравомыслящий человек не станет вас обвинять. Но вряд ли она мыслит здраво.

Я обдумываю эту версию. Выглядит вполне правдоподобно, но только если не знать мою сестру. Она не была мстительной. Она меня любила. Любила по-настоящему. Мы были не из тех братьев и сестер, которые постоянно соперничают. Воспоминание Флоренс о светло-желтых джинсах показало ту девочку, которую я знала. Которой она была. Оливия была терпеливой и научила меня кататься на велосипеде. Когда родители не видели, она брала вилкой брокколи с моей тарелки и отправляла себе в рот, хотя тоже их ненавидела. Она никогда не позволяла мне падать духом. Она верила в меня, даже когда я сама в себя не верила. Это моя сестра. В ней нет ни капли яда и мстительности. Я так и говорю Гидеону.

– Но шестнадцать лет – большой срок, Кейт. Она жила без вас дольше, чем с вами.

Я представляю Оливию как ореолиновый подсолнух, который тянется к солнцу, уходя корнями глубоко в землю. Вижу, как его рука хватает сестру, вырывает из земли и ломает пополам. Лишившись земли и корней, она вянет. Становится сама не своя. И сколько бы ни светило солнце, оно уже не поможет.

Я всеми силами пытаюсь привыкнуть к мысли, что женщина, которая насмехалась надо мной, разрушала мои отношения, угрожала, – моя сестра. Хотя более вероятно, что эта самозванка была в плену вместе с настоящей Оливией – может, у Саймона Бриггса – и поэтому так много знает о моей сестре. Поэтому у нее оказался образец ДНК, с помощью которого она обманула тест. Да, точно. Это единственное объяснение. Но где тогда моя сестра? Жива ли она? Может, она убила Бриггса? Отравила, чтобы спасти себя и эту самозванку, а теперь слишком напугана, чтобы признаться? Может, моя сестра и есть человек в маске? И теперь следит за нами, пытаясь понять, безопасно ли вернуться. Или самозванка убила Бриггса, а сестра оказалась свидетельницей. Если она мертва, похоронена, как мне сказали, то логично предположить: ее убили, чтобы скрыть преступление. Самозванка выдает себя за мою сестру, чтобы ее не нашла полиция. Но верю ли я, что настоящая Оливия мертва? От этой мысли ледяные пальцы горя впиваются в горло.

Я перевожу дух, смотрю на ковер и начинаю про себя перечислять все цвета на нем. Темно-синий, бордовый, горчично-желтый…

– Кейт, всё хорошо?

Я осушаю бокал, чтобы успокоиться. Рано или поздно придется ехать домой, так что этот второй бокал – последний.

– Вы такого не заслуживаете, – продолжает Гидеон. – А Оскар – самый большой идиот из всех.