Мы переходим в гостиную. Она похожа на кабинет – везде темное дерево, большие ковры, латунная фурнитура. Мы садимся рядом на кремовый диван, и я долго – кажется, проходит несколько часов – рассказываю об Оскаре и его книге, о свадьбе и обо всем, что произошло раньше.
– Не вините себя, – настаивает Гидеон. – У вас был сильный стресс. Расставания сами по себе тяжелы, а книга всё усугубила. Вы не могли не взорваться.
Я вздрагиваю при воспоминании, как заорала во время церемонии.
– Но испортить свадьбу лучшей подруги…
– Оливия предупредила вас накануне вечером специально, чтобы потрепать нервы. Ваша вспышка закономерна: вы не выспались, были голодны и с разбитым сердцем. И Оливия об этом знала. Тем более кое-что она же и подстроила.
– Значит, вы согласны, что она всё спланировала?
– Причем тщательно.
– Но почему? Почему она нацелилась на меня?
– Это знает только она. Вы ее спрашивали?
Я пытаюсь вспомнить. Кажется, мы не были настолько откровенны.
– Нет. Да и вряд ли она скажет правду. Не понимаю, как тест ДНК показал совпадение. Она не может быть Оливией.
– Почему?
– Моя сестра никогда бы не причинила мне столько боли.
Гидеон ставит бокал на журнальный столик и поворачивается ко мне. Он очень серьезен.
– Вы считаете себя виноватой в том, что растерялись в ночь похищения. Может, и она так считает?
– Думаете, это месть?
Он пожимает плечами:
– Возможно. Она ревнует, Кейт. – Только я собираюсь спросить, откуда он знает, как вспоминаю, что он еще и психотерапевт Оливии. – Со стороны ваша жизнь кажется почти идеальной. Когда Оливия вернулась, она увидела, что у вас есть дом, карьера, жених, любящие родители, преданная лучшая подруга, которая когда-то была
Чувство вины заставляет меня сжаться.