Ты наверняка гордилась бы мной, Оливия. Ты хотела, чтобы я вышла из твоей тени и почувствовала лучи солнца на коже. Проложила собственный путь. Потеря тебя заставила меня сменить прежнее существование на открытую насыщенную жизнь.
Я пишу это в зале вылета, ожидая посадки на самолет. Родители предложили подбросить меня в аэропорт, но тогда я могла бы передумать и отказаться от поездки. Полгода – долгий срок, но они обещали присоединиться ко мне на Рождество. Осталось всего одиннадцать недель.
Кроме того, я хотела кое-куда заехать перед отъездом. Такси катило по извилистым дорогам Стоунмилла. Я смотрела в окно, за которым проплывал наш родной город, и видела нас – двух сестер, двух девочек. Как мы, склонив головы друг к другу, заходим в фермерский магазин, чтобы купить сэндвичи, а потом бежим по улице с добычей.
Такси подъехало к месту назначения, и я вышла, заплатив водителю за ожидание. Я не бывала на лугу –
Он не изменился – он точно такой же, как в тот жаркий июльский день. Я стояла среди цветов и думала о смерти. Потому что я потеряла тебя не один раз, а дважды. Сначала в ту ночь, когда Хит ворвался в родительский дом и вытащил тебя из постели. А потом еще раз, когда ты упала с крыши и сломала шею. В ночь похищения у меня появилась уверенность, которую я чувствовала в каждом ударе своего сердца, в каждом вздохе и даже в ярко-красном цвете своей крови: ты никогда не вернешься домой. Так и вышло. Ты вернулась, но не собой, настоящей. Ты вернулась к нам через шестнадцать лет той, кем тебя сделал Хит. Были моменты – яркие, как алмазы, проблески моей прежней сестры, но лишь проблески.
В свои двадцать семь я знаю людей, чьи близкие живы, и которые никогда не испытывали горя от потери – глубокого, разрывающего на части. Интересно, каково это – пребывать в блаженном неведении относительно этой боли? В блаженном неведении относительно смерти, нависшей над тобой, готовой в любой момент отнять всё. Раньше я думала об этом с завистью и обидой, но в тот момент, когда я стояла на лугу, – только с печалью.
На меня накатывает волна боли, и я не противлюсь ей, позволяя заливать уши, глаза, нос и рот. Ты не встретишь меня в аэропорту, когда я вернусь в Англию из путешествий. Никогда не услышишь о моем в очередной раз разбитом сердце или о последней любви. Не будешь стоять рядом со мной в день моей свадьбы. Не почувствуешь на руках тяжесть моего первенца. Мы не состаримся вместе, как ты надеялась. Ты никогда не ощутишь мою прохладную морщинистую руку в своей. Годы, которых у нас не было и уже не будет, шипами вонзаются в ладони. Но я выдергиваю их и отбрасываю в сторону. Я сосредоточусь на тех годах, которые у нас были, и они расцветут во мне как новые розы. Как подсолнухи.