Светлый фон
моя по-настоящему.

Всё еще лежа на террасе, я смотрю вверх и по сторонам.

Надо мной стоит Брайони с пустыми, остекленевшими глазами. Я перекатываюсь на бок, подползаю к стене, подтягиваюсь, уцепившись за скользкий мокрый камень, и встаю на дрожащие ноги.

И смотрю вниз.

На гравийную дорожку, где валяется сломанная фигурка марионетки с неестественно вывернутыми руками и ногами.

Оливия.

Кровь растекается под ее головой зловещим ореолом.

– Нет! – Из горла вырывается вопль горя. Бессильное отрицание. – Нет.

Я отталкиваю Брайони и бегу – вниз, вниз, вниз. В мгновение ока я оказываюсь у входа, достаю ключ из кармана платья, рывком открываю дверь и выбегаю наружу. Дождь усиливается. Сплошная стена воды. Я спотыкаюсь на ступеньках и падаю на колени рядом с Оливией. Острые мокрые камни впиваются в кожу.

На ее лице выражение полной паники и ужаса. Она издает звуки, словно задыхается, тонет. Она не может дышать. Ее губы синеют. Я кричу. Этот крик исходит из самой глубины, из самого темного, дальнего уголка души. Я не знаю, что делать. Как спасти ее.

Я беру ее лицо в ладони, оставляя красные мазки на липкой серой коже. Если я буду держаться за нее, прикасаться к ней, она останется. Не оставит меня одну.

– Я люблю тебя, – я повторяю это снова и снова как молитву, как исцеляющее заклинание. – С тобой всё будет хорошо. – Не знаю, слышит ли она меня. Понимает ли. – Не уходи. Пожалуйста, не уходи. Не оставляй меня. Ты нужна мне, Оливия. Ты мне нужна.

Пожалуйста,

Но глаза сестры – эти блестящие голубые глаза, которые всегда напоминали ледниковые озера и летнее небо, незабудки и лепестки колокольчиков, которые я знаю с самого рождения, – незрячи. Пусты.

Она ушла, а я осталась одна.

57 Кейтлин Арден

57

Кейтлин Арден

Дорогая Оливия,