«Нет. Я понимаю, взрывы были. Понимаю, что было много смертей, было людское отчаяние. В моей груди гудит. Все признаки того, что эмоции вот-вот прорвут плотину».

«Нет, так нельзя! – закричал инстинкт Тодороки. – Эти эмоции никуда не годятся. Не позволяй им поглотить себя!»

Тодороки опустил голову, закрыл лицо руками. Выгнул спину, стиснул зубы. Он терпел изо всех сил. Разлетевшиеся брызги краски. Они рисовали фигуры людей, разрываемых взрывной волной. Люди корчились в форме воплей. Падали в виде кусков плоти. «Все они для меня чужие. Многочисленные “кто-то” без лиц и имен. Незнакомцы, до которых мне нет никакого дела».

Наводящие ужас краски смешались и закружились. Превратились в водоворот. Тодороки искал в себе скорбь. И нигде не мог ее найти. Негодование, стыд… Все было поглощено водоворотом и исчезло. «Все это меня не касается. “Может быть, и хорошо, если взрыв произойдет?..” Пусть взрывается. Пусть еще взрывается. Взрывается в том месте, которое не имеет ко мне отношения». Ногти Тодороки впились в его лоб, разорвали кожу. Тодороки цеплялся за боль. Иначе он не мог бы этого вынести. Эти эмоции слишком сильны, вернуться назад будет невозможно. Надо их подавить. Надо вцепиться в них зубами и убить. «Ну да, ясно» … Надо загрызть эти слова. Надо загнать их в клетку.

– С вами все в порядке? – послышался голос Идзуцу, на плечи легли его руки. Тодороки оторвал свои руки от лица. Идзуцу обомлел:

– Кровь идет!

– Кровь? – переспросил Тодороки, пристально посмотрев на свои руки. Кончики пальцев были красными, изорванная кожа прилипла к ногтям. – …Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем он его взорвал?

Лицо Идзуцу помрачнело. Казалось, он беспокоится, не повредился ли Тодороки рассудком.

Не обращая на него внимания, тот пристально смотрел на свои руки. Не отрываясь, смотрел на десять пальцев. Воображаемые мертвецы, фигуры которых всплыли в его сознании, сменились тем, что он увидел наяву. Сменились кусками плоти Тацумы. Разлетевшимися во все стороны фрагментами его тела. Теми, которые он увидел в шерхаусе.

«Зачем он его взорвал? Зачем так безжалостно превратил его тело, то, что было всего лишь телом Тацумы, в мелкие кусочки?»

Вопрос превратился в камень и упал в водоворот. По поверхности пробежала мелкая рябь. Однако тоненькие волны не соединились в единый образ. Не хватало чего-то главного. Казалось, от этого предчувствия можно вот-вот задохнуться.

Зазвонил телефон Идзуцу. Пока тот отвечал на звонок, Тодороки продолжал смотреть на свои пальцы, только что впивавшиеся в его плоть.

– Звонил тот молодой человек из туристической компании, – расстроенно сказал Идзуцу, завершив разговор. – Он вспомнил, где и чем занимался Тацума до приезда в шерхаус. У него была временная работа на автомобильном заводе за пределами префектуры. С проживанием по месту работы. Вопрос, откуда он брал деньги на жизнь, на этом разрешился. Впрочем, если его рассказ соответствует действительности, становится непонятным, где Тацума мог пересечься с Судзуки.