– Риски слишком велики. И пока что она не настолько уж большая фигура. Тоже мне, сравнил ее с Тейлор в шестидесятые… И потом, даже Тейлор уволили бы из «Клеопатры», окажись она убийцей.

– Убивала Леона или нет, должен решать суд. Сейчас ее вина не доказана, так что и для всего мира она невиновна.

– Ну все, Эрвин, ты напросился… Пусть Оливер – хотя нет, лучше Берт – будет нам судьей.

– Ты будто собрался устраивать суд над ведьмами.

– Не переживайте, я не стану поддерживать Леону, потому что мы оба из Азии. Я уже давным-давно образцовый американский гражданин, – заверил Берт.

– Думаю, что Оливеру тоже хочется многое сказать, – сказал Уокиншоу. – Прокурором буду я, а адвокатом этой ведьмы – блистательный Эрвин Тофлер, зеркало нашего шоу-бизнеса. Все остальные будут присяжными. Есть возражения?.. В таком случае я, как прокурор, требую представить общественности телеграмму от полиции Лос-Анджелеса. Ту самую, что Эрвин положил во внутренний карман пиджака.

Присутствующие синхронно перевели взгляд на Тофлера. Режиссеру явно было некомфортно. Даже в свете керосиновых ламп было заметно, как его лицо побледнело.

– Зачем? Она не имеет никакого отношения к нашему делу, – замямлил Тофлер, не ожидавший такого натиска.

– Имеет она к нему отношение или нет, решит суд, – отрезал Уокиншоу. – Тебе приходит срочная телеграмма посреди ночи – значит, это вопрос крайней важности. И потом, разве она адресована лично тебе? Ты лишь принял ее от имени нашей съемочной группы. Мы тоже имеем право ее прочесть.

– Нет, это телеграмма частного характера. От друга со студенческой скамьи, он работает в полиции…

– Завязывайте со своими отмазками, господин режиссер. А если это и впрямь так, то лучше тебе доказать это прямо сейчас и дать нам на нее взглянуть.

Тофлера явно загнали в угол.

– Это нарушение частной жизни…

– Чьей? Твоей? Леоны?

Сложив руки за спиной, режиссер принялся расхаживать туда-сюда. Оливер и Берт ничего не говорили и ждали.

– Ну хорошо. Не моей. Леоны, – объявил Тофлер, прекратив ходить. – Однако и у обвиняемой есть права. Я не обязан раскрывать улики, которые поставят ее в явно неблагоприятное положение.

Уокиншоу насмешливо хмыкнул.

– Зависит от того, что это за вещь. Если это серьезная улика, могущая повлиять на решение суда, то укрывать ее равносильно преступлению. Но пора бы спросить мнения судьи и присяжных.

– По поводу этой улики? – спросил Берт.

– Думаю, с учетом сложившейся ситуации этот вопрос нужно решать в нашем зале суда коллективно.