– Он не стал бы выдвигать обвинения. Никакого преступления не совершено. Уходи.

Теперь я отступаю, и мой значок – невидимая граница между нами.

– Если он окажется мертвым, я арестую тебя. Ты понял? Мне придется.

– Я же тебе говорил… Я не стану убивать его без крайней необходимости.

– Слова истинного главы преступной семьи Мендес!

– Я тот, кем должен быть, по причинам, в которые, я надеюсь, тебе никогда не придется вникать. А что касается моего ареста, то все, что мы сейчас говорим, записывается, агент Лав.

– Теперь ты мне угрожаешь?

– Я все еще защищаю тебя, – говорит он. – Освобождаю от ответственности. Теперь тебе не нужно подвергать сомнению свое решение уйти. Я сделал это за тебя.

– Ипать тебя, Кейн!

– Как-нибудь потом, Лайла. Что тебе сказал старик?

– Я сама с ним поговорю. Ты же все равно все записываешь. Так что я ничего не потеряю, если останусь.

– Ты сейчас уйдешь, а когда завтра утром проснешься, помни две вещи: тебя никогда здесь не было и я сделал то, что должен был сделать, чтобы защитить тебя.

От того, как он произносит эти слова, холодно и расчетливо, по спине у меня пробегает холодок.

– Как это понимать, Кейн?

– Ты сейчас уйдешь, Лайла.

Эти слова – вошедшая в поговорку захлопнутая дверь. Он отгородился от меня. Я вижу это. Я чувствую это, и поскольку я единственный человек на этой планете, который когда-либо влиял на него, это опасно для всех, кого он намерен наказать.

– При одном условии, – пытаюсь я торговаться.

– Прости, красавица. Как бы мне ни нравились твои требования, но только не в этот раз.

Его рука опускается на мою, лежащую на стойке. Я отстраняюсь, но не раньше, чем чувствую легкий укол, на который вполне можно было бы и не обратить внимания, – только вот это Кейн, и точно так же, как он ничего не говорит без какой-либо цели, так и его действия подчиняются тому же правилу.

– Черт возьми… – шиплю я, когда комната вокруг меня начинает вращаться. – Что ты только что со мной сделал?