Ближе к вечеру в День благодарения мы собрались в столовой, не изменившейся со времен моего детства: высокие потолки, арочные дверные проемы и оштукатуренные стены, которые за эти годы миллион раз получили вмятины и заплатки. Комната была в бледно-желтых тонах, с дубовым столом, стульями с ситцевыми подушками и старинным шкафом-горкой в углу. Вкус моей матери склонялся к традиционному. Она уставила весь стол едой, для чего пришлось разложить его по обоим концам. Мы взялись за руки для благословения, как то было принято в моей южной баптистской семье.

— Мы благодарны тебе, Господи, — начал мой отец, — за всю эту вкусную еду и особенно за то, что Мики и Кей здесь с нами, поскольку обе едва не угробили себя наркотиками и алкоголем.

Мои глаза полезли на лоб. Голова отца была опущена, глаза крепко зажмурены. Джимми прочистил горло, чтобы скрыть смех. Мики встретилась со мной взглядом и улыбнулась.

— О, ради бога, Говард, — сердито сказала мать.

— И спасибо тебе, Господи, — продолжал отец, — за то, что моя жена все еще красива, и за моего сына-гея.

Услышав это, мы все подняли головы.

— Что ж, аминь, — прогудел Раузер и сел за стол.

— Аминь, — повторили все мы с энтузиазмом и тоже заняли свои места.

— Это было интересно, — сказала мать и в упор посмотрела на отца. — Кому картошку?

На столе стояла огромная миска картофельного пюре с чесноком, а вокруг нее — рагу из зеленой фасоли, лепешки из сладкого картофеля под слоем манго, кинзы и свежих нарезанных перчиков халапеньо, запеченные в панировке лепешки из козьего сыра на зеленом салате с фенхелем и вишней — и, наконец, по фаршированному цыпленку для каждого из нас. На десерт мать приготовила столь любимый Джимми ежевичный коблер с ягодами, которые она собрала и заморозила летом, и тыквенный чизкейк с кленовой глазурью и поджаренными орехами пекан, который я жду весь год.

— Я приготовила специально для вас кое-что острое, — с улыбкой сказала мать Раузеру; она видела, как тот посыпал красным перцем почти все, чем она его потчевала.

Раузер кивнул и потянулся за сладким картофелем.

— Вы — лучший кулинар, которого я знаю, миссис Стрит. Такие вкусности больше нигде не попробуешь.

— Я люблю готовить, — ответила мать и покраснела. — Особенно для человека с хорошим аппетитом. Это такая чувственная вещь, приготовление пищи… Вы не можете снять кожицу с манго, не прочувствовав этого.

Я уставилась на мать. Внезапно до меня дошло, что она кокетничает с Раузером.

— Как неловко, — пробормотал Джимми.

Отец как будто ничего не замечал. Я взглянула на стаканы для воды, наполненные ромом и гоголь-моголем, и задумалась, сколько из них они оба уже опрокинули сегодня.