«Как любой настоящий психопат, Ирати, – подумал я. – Он манипулировал вами тремя, сыграл на вашем разочаровании, заставил поверить, что разделяет его, и вы сделали всю грязную работу».

– У Мату хорошо варил котелок, – продолжила она. – Себас ужасно разозлился и хотел сам посадить его в бочку, но это было рискованно: Мату знал нас. Поэтому в конце концов Гонсало согласился.

– Вы не учли того, что бывший заключенный использует карандаш в качестве оружия и оставит мне ДНК убийцы.

– Вообще-то ее оставил Гонсало. Мату действительно пытался защищаться карандашом, но у него ничего не вышло. И Гонсало оставил свою кровь, зная, что это окончательно убедит вас в виновности Рамиро Альвара.

– А что насчет Клаудии? Ты украла у собственной сестры ключи от башни, чтобы Гонсало смог забрать хронику. Вы уже делали подобное раньше, когда похитили монашеское облачение Магдалены Нограро. И еще ты украла ключи от часовни в Кехане. Зачем? С какой целью вы проникли туда в первый раз и почему вернулись несколько недель назад?

Однако Ирати, скрестив руки на груди, промолчала и уставилась в стену.

– Послушай, или ты объяснишь мне, зачем кто-то влез туда полтора года назад…

Я замолчал, припоминая.

Меня осенило: полтора года.

Полтора года назад Гонсало приехал в Угарте.

61. Алтай Дьяго Вела

61. Алтай

Дьяго Вела

Зима, 1200 год от Рождества Христова

Прошло семнадцать дней с момента злополучного возвращения Аликс и Оннеки. Город разделился, как никогда прежде. Если б у жителей Новой Виктории еще оставались силы, они пошли бы войной на соседей из Вильи-де-Сусо. Первые хотели сдаться безоговорочно; вторые предпочитали умереть, дожидаясь, пока армия короля Санчо их спасет.

Чипиа перестал вглядываться в горизонт с крепостной стены и даже разрешил своим людям играть в шашки, хотя раньше подобное каралось несколькими ночами в камере.

На скотных дворах больше не осталось животных: ни свиней, ни кур, ни даже кроликов. Прогулка по мощеным улицам напоминала прогулку по кладбищу. Крики, кудахтанье и ржание сменились гнетущей тишиной.

После смерти жены я находил утешение только в обществе дочери и бабушки Лусии. Боль от утраты Аликс сжигала меня изнутри. После всего, что ей пришлось вынести, она не увидит конца осады. И все же осада еще не закончилась.

Взяв дочку на руки, я отправился навестить бабушку Лусию. В последнее время от нее остались лишь кожа да кости, несмотря на то что все горожане, от Санчи де Галаррета до пастуха Лоренсо, тайком приносили ей часть своего пайка.

Я мог бы принести кожаный ремень, чтобы она его пожевала (как делали мы все), но у бабушки не осталось зубов. Поэтому я нарезал на полоски пергамент, припасенный для этой хроники, намереваясь прокипятить их и приготовить бульон, который немного подкрепил бы ее силы.