— Еп avant, zouaves! — раздался чей-то возглас. — Еп avant, mes braves![80]

И огромная толпа бородачей в фесках зарычала в ответ и в несколько прыжков очутилась у входа в башню.

Но здесь из всех щелей высунулись абордажные пики. Они кольнули и отошли обратно, и бородачи отбежали от башни, обливаясь кровью. Не обращая внимания на раны и кровь, они дали залп, но пули застряли в тюфяках, которыми был завален вход. А из башни всё стреляли и стреляли — сорок защитников Малахова кургана против десяти тысяч штурмующих солдат.

В это время с Павловского мыска через Корабельную слободку мчался на своем белом коне начальник обороны Корабельной стороны генерал Хрулев. Недалеко от кургана стоял в резерве Ладожский полк, ожидавший сигнала к выступлению.

— Благодетели, за мной! — крикнул Хрулев. — Вперед!

— Ура-а! — ответили ему солдаты и бросились за ним к воротам кургана.

Мост через ров был цел, но ворота кургана французы уже завалили корзинами с землей, опрокинутыми пушками, орудийными лафетами, грудами камня. На кургане в разных местах еще кипело в кровопролитном бою, но это были последние судороги Малахова кургана.

Ладожцы бежали за генералом Хрулевым по мосту. Штуцерные пули жалили насмерть, но солдаты ничего не замечали, ничего не слышали, кроме этого вольного, как ветер, лихого крика:

— Благоде-тели-и!

Хрулев во весь опор несся к воротам. Он перекинул на всем скаку нагаечку из правой руки в левую… И вдруг упала его рука…

Пуля оторвала ему на левой руке большой палец, и нагаечка скользнула вниз, под ноги коню. В то же мгновение Хрулев почувствовал удар, точно всем телом шибнуло оземь. Но генерал оставался на коне, только крик его сразу оборвался да из руки била кровь. Да еще лицо похолодело и по ногам, под исподним, будто проползло что-то.

— Мне… нехорошо… — сказал он, едва ворочая языком. — По… поддержите меня…

И упал подбежавшим солдатам на руки. Ладожцы отхлынули от моста, вынося на руках своего генерала.

— Благо… благодетели… — силился что-то сказать солдатам Хрулев, но так и не сказал.

Речь вернулась к нему только спустя час, когда его перенесли на катер, чтобы переправить с Павловского мыска на Северную сторону. Хрулев, лежа в катере, увидел вдалеке на Малаховом кургане флаг, но сквозь дым и пыль не мог разобрать цветов.

— Флаг, — произнес он чуть слышно.

Он поднял руку и вновь уронил ее на носилки.

— Да, — сказала девушка в сером саржевом сарафане и белом переднике.

— Какой? — спросил Хрулев.

— Французский, — ответила девушка. — На Малаховом.