– Вот оно как. Что же, ничего не скажешь! Миссионеры, говоришь ты. И с каких это пор мы стали такими благочестивыми, что собираемся учить других?

– Если я чего-то и не знаю, то я могу себе это представить. Да, возможно, звучит легкомысленно, но это не пугает моего будущего супруга. Он принимает меня такой, какая я есть.

– Сплошное лицемерие, – отрезал Том, – что же это за брак у вас такой?

– Самый обычный, хотелось бы верить. Построенный на единственном чувстве, которое прочно, – на разуме.

– Моя мама, – Том сощурил глаза, – говорила, что вступать в брак следует только по любви.

Теодора всплеснула руками в притворном изумлении.

– Какие мудрые речи! Мой сводный братишка учит меня любви! Ну надо же. Может, хочешь что-нибудь еще добавить?

– Больше ничего, раз ты так на это реагируешь.

Том внезапно вспомнил девушку с Ямайки и почувствовал укол в сердце. Как странно, он позабыл ее имя, но до сих пор помнил, что ее дочь звали Анабель. Порой он думал о молодой матери и надеялся, что она тоже вспоминает о нем.

– Влюбленность, – продолжила Теодора и смахнула несколько пушинок с юбки, – проходит так же быстро, как обычный насморк, и я не позволю каким-то чувствам стать на пути к моему счастью.

– Ты действительно сошла с ума, если даже не любишь своего будущего супруга.

Вместо ответа Теодора уставилась на брата твердым и самоуверенным взглядом. Том отвернулся.

– Я не буду тебя осуждать, – произнес он.

– Конечно, не будешь. Наоборот, ты нальешь мне еще вина. Ночь только начинается, а мне еще нужно многое тебе поведать, от чего у тебя волосы на затылке встанут дыбом.

Том схватил бутылку и лил, пока вино не полилось через край. Следом осушил свой стакан и с громким стуком поставил его обратно на стол.

– Разбудишь сеньора Лопеса, – заметила Тео, впрочем, без особого волнения.

– Да пошел он к черту, жирный боров, – выругался Том, – пусть и дальше копается в своей грязи. Когда ты уедешь, Том Коллинз тоже уедет. У меня есть цель и есть средства, чтобы ее добиться.

– А, ты говоришь о том крошечном суденышке, что стоит в бухте? И о чернокожем недомерке, который в этом шлюпе живет? Ну и тощий же он, однако…

Том вскочил и сердито хлопнул ладонью по столу.

– Не смей говорить о нем в таком тоне, – огрызнулся он.