— Да, — кивнула она.

— А меня назвали в честь папы! — вопил я. — То есть и меня назвали в честь этого парня! Круто!

Она улыбнулась и провела рукой по моим волосам. Но ничего не сказала.

Потом я вспомнил, как она говорила: «Последний раз я видела Турто…»

— Так что же с ним случилось? — спросил я. — С Жюлианом.

И тут же по ее щекам потекли слезы.

— Его забрали немцы, — сказала она. — В тот самый день. Они решили еще раз прочесать город. Германия уже проигрывала войну, и они прекрасно это понимали.

— Но… Он же даже не был евреем!

— Его забрали, потому что он был увечным, — выдавила она сквозь рыдания. — Я помню, помню, что это плохое слово, но другого по-английски я не знаю. Он был инвалид. Это французское слово. Они забрали его, потому что он не был совершенным. — Она практически выплюнула это слово. — В тот день они увели всех несовершенных. Устроили чистку. Забрали цыган. Сына сапожника, который был… умственно отсталым. И Жюлиана. Моего турто. Посадили его в телегу с остальными. И отвезли его на поезд в Дранси. А оттуда — в Аушвиц, как мою мамочку. Позже мы услышали от кого-то, кто спасся из Аушвица, что его сразу отправили в газовую камеру. И вот так, внезапно, его не стало. Моего спасителя. Моего любимого Жюлиана.

Она прервалась, чтобы вытереть глаза платком, а потом допила остаток вина.

— Его родители, месье и мадам Бомье, конечно, были убиты горем, — продолжала она. — Мы получили официальное известие, что он погиб, только после освобождения Франции. Но мы знали, мы знали. — Она промокнула глаза. — Я жила с ними еще один год после войны. Они обращались со мной как со своей дочерью. Именно они помогли мне найти папу, хотя на это и потребовалось немало времени и сил. Тогда везде был такой хаос. Когда папа наконец смог вернуться в Париж, я переехала к нему. Но я всегда навещала Бомье, даже когда те совсем состарились. Я никогда не забывала об их доброте ко мне.

Она вздохнула и замолчала. После нескольких минут тишины я сказал:

— Бабушка, это самая печальная история, которую я когда-либо слышал! Я даже не знал, что ты побывала в войне. То есть папа никогда об этом не рассказывал.

Она пожала плечами.

— Очень возможно, я никогда и не рассказывала твоему отцу этой истории, — сказала она. — Знаешь, я не люблю говорить о грустных вещах. Во многом я осталась все той же легкомысленной девчонкой. Но когда я услышала от тебя о маленьком мальчике со странным лицом, я не могла не вспомнить о Турто и о том, как я сначала боялась его и как плохо мы с ним обращались из-за его увечья. Те дети так подло над ним издевались, Джулиан. У меня сердце разрывается, когда я об этом думаю.