– Вы не сможете забрать сахарницу, – сказала Вайолет. – Вам не открыть Глагольно перекрытый вход.
– Правда? – спросил Граф Олаф, останавливаясь у номера 025. На двери по-прежнему висел замок – точно так же, как тогда, когда его приделала Солнышко. – Этот отель – как огромная библиотека, – сказал негодяй. – А в библиотеке можно найти что угодно, если у тебя есть одна вещь.
– Каталог? – спросила Солнышко.
– Нет, – ответил Граф Олаф и прицелился в судью из гарпунного ружья. – Заложник.
С этими словами он протянул руку к судье Штраус и содрал с ее рта липкую ленту – очень медленно, чтобы было как можно больнее.
– Вы мне поможете открыть эту дверь, – сообщил он пленнице с гнусной усмешкой.
– Не стану делать ничего подобного! – ответила судья Штраус. – Бодлеры помогут мне оттащить вас обратно в вестибюль, и там свершится правосудие!
– В вестибюле не свершится никакого правосудия! И нигде не свершится! – зарычал Граф Олаф.
– Вы уверены? – спросила судья Штраус и сунула руку в большой карман. Бодлеры с надеждой затаили дыхание – но надежда покинула их, когда они увидели, что же судья там прятала.
– «Отвратительные и лицемерные аферисты-финансисты», – прочитала судья, подняв всеобщую историю несправедливости Джерома Скволора. – Здесь достаточно улик, чтобы упрятать вас за решетку до конца дней!
– Судья Штраус, – сказала Вайолет, – ваши коллеги по Верховному суду – союзники Графа Олафа. Эти негодяи ни под каким видом не упрячут Олафа за решетку!
– Не может быть! – ахнула судья Штраус. – Я же знаю их много лет! Я сообщала им обо всех коллизиях вашей жизни, и они всегда выражали крайний интерес!
– Еще бы не выражали, дура вы набитая, – сказал Граф Олаф. – Они передавали все эти сведения мне, чтобы я мог поймать вас, сироты! Все это время вы мне помогали, сами об этом не зная! Ха!
Судья Штраус оперлась на узорчатую вазу, утирая слезы.
– Я снова подвела вас, Бодлеры, – сказала она. – Как бы ни старалась я вам помочь, я лишь навлекала на вас все новые опасности. Я думала, справедливость восторжествует, как только вы изложите свою историю Верховному суду, но…
– Их история никого не интересует, – с язвительной усмешкой сказал Граф Олаф. – Даже если бы вы записали ее всю до последней подробности, все эти ужасы никто и читать бы не стал. Я победил этих сирот – и всех тех, кто оказался настолько глуп или настолько благороден, что пытался мне помешать. В этом таится разгадка моей истории – или, как говорят французы,
–