Однако Олаф притворился, будто не слышит, и стал смотреть на замок.

– Этот недоумок-библиотекарь говорил, будто первая фраза – это медицинское описание состояния, в котором одновременно находятся все три младших Бодлера, – пробормотал он и повернулся к судье Штраус. – А ну говорите, что это, или приготовьтесь отведать гарпуна!

– Не дождетесь! – отчеканила судья Штраус. – Может быть, я и подвела этих детей, но Г. П. В. я не подведу! Чем бы вы мне ни грозили, сахарницы вам не видать!

– Я скажу вам первое словосочетание, – спокойно подал голос Клаус, и сестры уставились на него в ужасе. Судья Штраус поглядела на него в изумлении. Граф Олаф казался несколько озадаченным.

– Правда? – спросил он.

– Конечно, – сказал Клаус. – Все идет именно так, как вы говорили, Граф Олаф. Благородные люди подвели нас – все до единого. И зачем нам тогда защищать сахарницу?

– Клаус! – воскликнули Вайолет и Солнышко, охваченные одним ужасом на двоих.

– Не надо! – воскликнула судья Штраус, которой пришлось переживать свое изумление в одиночку.

Граф Олаф снова принял несколько озадаченный вид, а затем пожал посыпанными перхотью плечами.

– Ладно, – сказал он. – И в каком таком состоянии находишься ты со своими сестрицами-сиротками?

– У нас аллергия на мятные карамельки, – ответил Клаус и быстро напечатал на замке: «А-Л-Л-Е-Р-Г-И-Я-Н-А-М-Я-Т-Н-Ы-Е-К-А-Р-А-М-Е-Л-Ь-К-И».

И тут же из недр механизма раздался приглушенный щелчок.

– Разогревается, – заметил Граф Олаф, радостно присвистнув. – Отойди, четырехглазый! Второе словосочетание – это оружие, из-за которого я остался сиротой, так что это я и сам могу напечатать. «А-Т-Р-А-В»…

– Стойте! – закричал Клаус, не успел Олаф коснуться клавиш. – Это неправильно! Не бывает слов, которые так пишутся!

– Какая разница, как пишется? При чем здесь олафография? – взвился Граф Олаф.

– Очень большая! – возразил Клаус. – Скажите, из-за какого оружия вы остались сиротой, и я вам все сам напечатаю!

Граф Олаф улыбнулся Клаусу медленной улыбкой, от которой Бодлеры вздрогнули.

– Скажу, конечно, – произнес он. – Отравленные дротики.

Клаус взглянул на сестер и в угрюмом молчании напечатал: «О-Т-Р-А-В-Л-Е-Н-Н-Ы-Е-Д-Р-О-Т-И-К-И», отчего замок начал тихонько жужжать. Граф Олаф, сверкая глазами, смотрел на затрепетавшие провода, которые протянулись к краям двери, ведущей в прачечную.