Ко всему сказанному по поводу рассмотренных выше событий нужно еще добавить следующее. Их хронологическая последовательность установлена сравнительно точно. Посольство из Эфиопии прибыло в Иерусалим, очевидно, весной 1481 г. В том же году, скорее всего — в августе, настоятель францисканского монастыря Джованни Томазелли направил делегатов с бельцом Баттистой Имолой в Рим. Письмо миланского посла, приведенное среди первоисточников и датированное 16 ноября 1481 г., дает нам дальнейшие указания, как продвинулись к этому времени переговоры с папским двором. Далее, из итинерария брата Павла Вальтера следует, что генеральный викарий Францисканского ордена в рождественский пост 1481 г. прибыл в Рим, чтобы договориться с папой о посылке монахов. Только из этих сообщений мы узнаем о принятии рокового решения ограничиться посылкой к негусу францисканских монахов.

Дальнейшие события, видимо, разыгрались с поразительной быстротой, так как уже в декабре 1481 г. делегация, ездившая в Рим, вернулась в Иерусалим. Недаром новый настоятель францисканского монастыря Паоло де Капеда пишет: «Я полагал, что они еще не достигли Рима, как вдруг они прибыли в Иерусалим». Заявление посла Эфиопии, что он не более пяти месяцев будет ждать в Каире удовлетворения своей просьбы, вероятно, ускорило ход событий. Уже в январе 1482 г. отобранные для поездки в Эфиопию монахи прибыли в Каир, где тогда еще жил посол, так как поставленный им пятимесячный срок ожидания не истек. Однако об этом после больше ничего не сообщается. В путевых записях Имолы о нем нет ни слова. Неизвестно, возвратился ли он в Эфиопию, или из-за провала миссии по его вине предпочел остаться на чужбине, как и два его делегата, ездившие в Рим Поразительно, что посол не передал даже францисканцам подарков, предназначавшихся папой для негуса, а также написанного Сикстом IV письма. Все это хранилось почему-то в Иерусалиме у члена посольства Антония. Ничто не мешает рассматривать подобное поведение, как казнокрадство.

Руководитель францисканской миссии, испанец Франсиско Сагара, тяжело заболел в Каире, где и остался. Поэтому только Джованни из Калабрии и Баттиста Имола продолжали путешествие.

Монах Франческо Сурьяно, сохранивший для нас сообщения о путевых приключениях Имолы, — личность весьма интересная. Жаль, что сам он не участвовал в путешествии францисканцев в Эфиопию. Иначе вместо сухого отчета Имолы мы, несомненно, обладали бы гораздо более красочным и ленным с культурно-исторической точки зрения изображением этой страны и ее населения. «Как ожило бы под его пером описание поездки в Эфиопию, если бы он побывал там вместо простого бельца Баттисты Имолы», — пишет Ла-Ронсьер[1175]. Сурьяно пристально изучал окружавший его мир. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что он был первым автором после Дикуила (см. т. II, гл. 82) и единственным в позднем средневековье, который знал о существовании канала, некогда соединявшего Средиземное и Красное моря, то есть о Суэцком канале древних. Сурьяно, проживший несколько месяцев в Египте, сообщает о нем следующее: «Чтобы добраться от Каира до Синайских гор, нужно затратить 10–12 дней, если ехать на верблюде. Столько времени и длилось мое путешествие. На 12-й день после отправления из Каира увидели мы Красное море. Через день пересекли мы большой канал, который приказал прорыть египетский фараон Сезострис, а позднее персидский царь Дарий и Птолемей[1176]. Достигая 100 футов, то есть 35 шагов в ширину и 30 футов в глубину, он соединял Красное море со Средиземным. Но поскольку уровень Индийского океана был выше, чем Средиземного моря[1177], эти цари не захотели закончить канал, чтобы соединение обоих морей не привело к затоплению Египта. Еще и поныне поражают следы этого мощного сооружения и массы песка, принесенные ветром из пустыни и в некоторых местах наполовину засыпавшие канал»[1178].