«Моей целью было посмотреть, не смогу ли я обогнуть тот мыс, который Птолемей называет мысом Каттигара и помещает прямо перед «
Итак, находясь у побережья Бразилии, ее первооткрыватели были твердо убеждены, что плавают в водах Юго-Восточной Азии. Отсюда вполне понятны их надежды, что какой-то судоходный пролив приведет суда в Индийский океан. Когда испанская корона 24 ноября 1514 г. составляла необходимые письменные инструкции[1328] для Хуана Диаса де Солиса, собиравшегося в свое плавание к берегам Южной Америки, которое трагически закончилось в 1516 г., возможность найти пролив считалась несомненной. Кречмер писал по этому поводу: «О предварительном открытии южного пролива в письме нет и речи, так как его существование считалось чем-то само собой разумеющимся»[1329].
Учитывая все эти обстоятельства, не приходится сомневаться, что
В 1517 г., когда Магеллан, находясь в Вальядолиде, представил свои планы испанскому правительству, европейцы уже подозревали, что «Южное море», которое Бальбоа увидел 25 сентября 1513 г. за Панамским перешейком, было совсем новым морем. И все же мнение, что на юге должен находиться пролив, за это время сохранилось и укрепилось. Предположение, что «Южное море» непосредственно переходит в издавна известный Индийский океан, выдвигалось неоднократно и много времени спустя. Так, например, на парижском глобусе 1535 г. Южная Америка отчетливо изображается в виде огромного полуострова, ответвляющегося от северной части Восточной Азии, а «Южное море» называется «Индийским южным морем» («
Чтобы объяснить, как Магеллан мог «знать» о проливе на крайнем юге Америки, Харрис предположил, что его плаванию предшествовала неизвестная экспедиция Христофора ди Ару к побережью Южноамериканского материка[1332]. Португалец Ару был богатым судовладельцем в Антверпене и оказал большое содействие организации великого плавания Магеллана, оплатив пятую часть расходов.