Тосканские чиновники, видя, что, во всяком случае, их встретит презрение и ненависть народа – по естественному, хотя изуродованному в них чувству
Джусти встречал это жалкое и вредное племя повсюду, так как оно действительно распространилось везде и всё общество, во всех слоях своих, было покрыто этой всепожирающей саранчой…
Джусти в Тоскане имеет совершенно то же значение, какое у нас Гоголь, с громадной разницей обстановки в пользу тосканского поэта: он проникал во все классы и во все сословия.
Большая часть его первых стихотворений полны убийственными сарказмами против чиновников духовных и светских, стоявших во всей Италии тогда, как самые прочные опоры иностранного владычества.
И сарказмы эти ложились как ничем неизгладимое клеймо на лица изобличенных им казнокрадов, общественных воров, развратителей юношей…
Это прямо ставило Джусти в открытый и опасный для него разрыв с господствующей средой, это же немало способствовало тому, что он сам сознал наконец разность своих стремлений и своего скрытого довольно долго и для него самого направления…
От вечной вражды с общественным злом до определенного прогрессивного направления едва ли даже один шаг… По мере того, как расширялись взгляды Джусти на предметы, учреждения и лица, с которыми он поневоле был в ежедневных столкновениях, самое памфлетическое направление его стало расширяться и перешло наконец в широко-общественное или политическое в обширном смысле этого слова…
В итальянском обществе давно уже не бывало олимпийского квиетизма, ищущего успокоения на предметах, стоящих вне политических прений. Между средами, удовлетворившимися грубым, развратным довольством собой и обстоятельствами до тревожного настроения молодого поколения, жаждавшего вырваться из своего угнетенного положения, не было никакого перехода. Джусти ни почему не мог принадлежать к первым; и хотя с последними у него не было полного тождества воззрения, то было по крайней мере известное сродство или сочувствие, послужившее как бы начальной точкой, первой ступенью его дальнейшему развитию…
Близость его с этими кружками, невозможность с его стороны не принимать хотя бы отдаленного, косвенного участия в том, что волновало тогда всех, не утративших способность волноваться чем-либо кроме животных побуждений – заявляют себя почти в каждом из произведений первой его эпохи. Но в них это не больше, как политические намеки, смелые выходки – отголоски весьма распространенных и более опасных речей и понятий… Попадаются даже целые стихотворения, как, например, «