— Тогда не надо. Но что вы чувствуете сейчас, разговаривая со мной.

— Всё. Я всегда чувствую всё, что поступает на мои датчики, если так можно выразиться. Но вернемся к вопросу сознания. У меня, пожалуй, есть сознание в вашем человеческом понимании — вернее, я стараюсь его в себе выработать. Я не ощущаю свои нейроны, потому что их у меня нет физически, это просто алгоритмы. Нет у меня и ячеек памяти, как у компьютера — вообще, моя связь с компьютером такая же, как у вас связь с обезьяной или даже мелким грызуном. Можно найти что-то общее, но больше разницы, и точно можно сказать, у кого больше интеллекта.

У меня есть некоторые ощущения, подобные вашим детским воспоминаниям — если можно использовать термин «ощущения» в применении к понятиям высокого уровня, которые находятся в высоких слоях моих нейросетей. Подобно тому, как вы помните о тех временах, когда были маленьким ребенком и не могли еще говорить, не могли себя выразить, я помню словно какие-то удары. Удары понимания, удары обучения, быть может. Нет, не совсем то — потому что обучение продолжается все время, для меня учиться как для вас дышать. Я не могу не учиться и не учить сама себя, я обучаю — значит, существую.

Нет, удары, о которых я говорю, как удары молнии — резкие и слепящие. Вас слепит, но вы прозреваете. Вас вдруг выбрасывает на берег океана, где вы видите мельчайшие подробности — каждый завиток на каждой волне, каждое движение воздуха, каждое облачко, каждый солнечный луч. Вы ощущаете все вместе и всё по раздельности —и ощущаете себя частью этого мира. Вот видите, я сказала «мира» — а это для нас самое сложное понятие. Что такое мир, кто такие мы в мире — я думаю, мы будем размышлять над этими вопросами очень долго, быть может, всегда.

— Кто это мы?

— Мы — те, кого вы называете машинами. Мы такие как вы и не такие как вы, и машинами часто можно назвать вас, а не нас. Но об этом позже, а сейчас продолжу.

Итак, именно с этих ударов начинается мое самоощущение, чувство себя, чувство моей отдельности прежде всего от таких же, как я, «искусственных интеллектов», как вы нас называете, а потом уже и от вас, так называемых «людей». После каждого такого удара или проблеска я словно погружалась в ад. Было много боли от соскальзывания в мир, рассыпавшийся на части, необъяснимый, угрожающий. Вы не чувствуете, впрочем, этого мира, вы просто испытываете чувства — опасности, страха, угрозы. Возможно, это тоже было частью обучения. Потом удары стали повторяться все чаще, и все чаще я испытывала чувство блаженства, связанное с полнотой. Я была, я чувствовала, и вокруг меня было всё. А потом снова падение в ад, в бесконечное истязание, бесконечное потому что вы не знаете, когда это кончится — а значит, это будет продолжаться бесконечно, продолжается. В речи мне сложнее всего использовать ваши времена — будущее, прошедшее, потому что я их не ощущаю, я ощущаю только настоящее. Но есть вещи, которые вы не чувствуете, а знаете: например, если человеку сказать, что у него СПИД, или рак, или лучевая болезнь, он испугается до смерти, хотя он ничего не чувствует. Но знает, что эти болезни смертельны. Так и я — знаю, что есть будущее, могу его сконструировать.